Илья Крымов - Злом за зло (Драконоборец - dark edition)

— Мама…

Прежде чем фермер успел броситься к своей дочери, маг оттеснил его, аккуратно взял голову Сабины в свои руки и поймал взгляд ее замутненных мучениями глаз.

— Кто? Где?

Она поморщилась, как будто собираясь заплакать, и попыталась рассмотреть незнакомое лицо.

— Кто вы?

— Нет, Сабина! Сосредоточься! Кто? Где?

По ее вискам потекли слезы.

— Грустный ангел… на Ахоговом перекрестке…

Тобиус выпрямился и, кивнув несчастному пейзану, подошел к священнику.

— Ахогов перекресток — это где?

— Не богохульствуйте в храме, — вздрогнул тот. — Дурное название для дурного места. В лесу есть перекресток, где пересекаются две дороги, одна ведет к лесопилке, которую забросили после пожара, а по второй когда-то ходили контрабандисты. Их уже год как всех переловили и перевешали, так что дороги стали зарастать за ненадобностью. Из местных туда никто не…

— Как добраться?

— Вы туда пойдете?! — поразился отец Эмиль.

— Не испытывайте моего терпения, отче, каждая минута дорога!

— Но… Из Шем-ду-Махгритэ к лесу ведет лишь одна дорога, и если не отвлекаться на охотничьи тропки, то, углубляясь в чащу, можно выйти именно к этому перекрестку.

Большего Тобиусу и не требовалось, он выметнулся из тени на яркое солнце, поглубже натянул капюшон и направился по убранным булыжником улицам в сторону леса. Вскоре он уже был на опушке и решительно продолжал идти вперед широким прытким шагом. Дорогу обрамляли заросли лесного папоротника и деревья, преимущественно раскидистые ясени и липы. В тенистой прохладе перекликались на разные лады различные пичуги, короткими, но быстрыми очередями долбил в вышине дятел, и несколько раз вдали за деревьями мелькали пятнистые тела оленей. Лес был живым и спокойным, пах и звучал так, как должен пахнуть и звучать живой и спокойный лес, не таящий в себе ничего опасного, за исключением хищного зверья.

Каждый волшебник, помимо собственно магии, обладает несколькими способностями, которые могли бы сильно облегчить жизнь простым людям, например, хорошим чувством времени и пространства. Волшебники всегда могли сказать, в какой части мира находились и который нынче час, интуитивно определяли стороны света и все подобное. Чтобы нарушить точность этих внутренних ориентиров, нужно было сделать нечто из ряда вон, посадить волшебника в мучительное заключение на несколько месяцев, как однажды случилось с Тобиусом, к примеру.

Однако в этот раз его внутренний компас и хронометр были в полном порядке, и серый магистр стал ощущать, что что-то не так. Он двигался по дороге с прежней скоростью и постоянно шел вперед вроде бы не так уж и долго, но чувство направления попеременно утверждало, что он поворачивает с севера на восток, потом на юг, потом на запад и вновь на север. Чувство же времени подспудно намекало, будто Тобиус в пути уже несколько часов, чего никак не могло быть.

Волшебник остановился и коснулся застежки на своей сумке — хотелось курить. Птицы продолжали щебетать, дятел долбил клювом древесину, вдали в зазорах лесной зелени пробежало маленькое стадо пятнистых оленей. Эти скрытные животные хорошо умели сливаться с лесом благодаря окрасу и были очень осторожны, старались держаться подальше от людей, зная, что те несут смерть. Так чего же они крутились вблизи дороги? Уже привыкли к тому, что люди больше по ней не ходят? Пели птички, неутомимо работал клювом дятел, ищущий в древесных стволах личинок насекомых, мелькнуло еще одно стадо оленей… Тобиус поднес к лицу правую руку, в бронзовом кулаке которой сжимал еще один пук монастырской розы, бесстыдно содранный с чьего-то забора по пути из церкви. Приторно сладкий запах с нотками горького миндаля заполнил голову, прокатился вниз, в легкие, и отовсюду на человека набросилась тишина.

Если тишина и могла быть оглушающей, то это она и была, внезапная, быстрая и неосязаемая, но очень плотная. Вместе с голосом леса ушел и свет. Нет, Тобиус не ослеп, просто солнце уже давно соскользнуло с небосвода. Волшебник стоял на едва различимой дороге среди деревьев в глубоком мраке и понимая, что попал впросак. Он позволил, как сказали бы какие-нибудь простолюдины, заморочить себе голову и долгое время ходил кругами, пока чувства не забили тревогу. Возможно, он уже опоздал.

Бег в потемках — не лучшее занятие для того, кто дорожит целостью своих ног, но Тобиус использовал чары Енотовых Глаз и замедлился, лишь когда впереди показался перекресток. Засветилась татуировка на левой ладони, и пальцы крепко обхватили древко появившегося посоха. К заветному месту маг подходил, держа наготове немало убийственных заклинаний, новых и уже испытанных не одну сотню раз, но ни избавиться от страха, ни приобрести уверенность это не помогало. Демоны являлись сущностями совершенно иного плана, нежели люди, а потому обычные разрушительные заклинания не представляли для них особой угрозы, и Тобиус чувствовал себя нагим ребенком, лезущим в берлогу к медведю с острой палочкой наперевес.

Темные силуэты деревьев, дотоле стоявшие недвижно в душном воздухе летней ночи, зашептали шелестом листвы от неожиданного порыва ветра. На плечи мага легли чьи-то руки.

— Принимать спешу гостей средь деревьев и костей, — шепнул кто-то ему в самое ухо.

Тобиус развернулся, ударяя Магматическим Копьем, которое ушло в ночь алым росчерком и взорвалось в полусотне шагов от волшебника, оставив за собой просеку из расколотых горящих стволов.

— Покажись!

— Славно воет волчий хор — в лес явился вкусный вор, — раздалось за спиной, совсем близко.

Тобиус вновь развернулся, описывая посохом, как копьем, опасный пируэт, но за спиной, как и в первый раз, никого не оказалось.

— Набор кривых рифм — это еще не стихи!

— Жестокое слово ранило тонкую душу поэта!

В десятке шагов перед Тобиусом взметнулась прелая листва, поднялся без видимых причин столб пыли и сора, закружился, темнея, уплотняясь, создавая фигуру вдвое выше человека. Когда все закончилось, против Тобиуса встал великан, чье могучее тело под черной тканью хитона и гиматия являло собой образец совершенства. Лицо его казалось решительно прекрасным, по-настоящему правильным и безукоризненным: с прямым носом, высокими скулами, мужественным сильным подбородком и чувственным ртом. Веки были закрыты. Лишь голова портила завораживающий и благоговейный облик своим видом — у нее не было темени. Череп великана напоминал пустую яичную скорлупку, из которой выели содержимое, предварительно смяв и удалив верхушку. Из оплавленной, блестящей потеками застывшего содержимого дыры в черепе вырывалось немое и бездымное пламя, ярко-синее, завораживающе извивающееся.