Илья Крымов - Злом за зло (Драконоборец - dark edition)

— Ты хороший человек.

— Не сказал бы, экселлент.

— Нет-нет, хороший. Я в людях разбираюсь, уж поверь. Вижу, что жизнь тебя побила, вижу по этим складкам на лице, по седине, по протезу. Вижу, что с болью ты знаком. Вижу, что силен, достаточно храбр, вижу, что стараешься быть честным, хотя не представляю, как при твоей жизни этого можно достичь. Я вижу достойного человека, а то, что он еще и маг, делает его двойне достойным. Вижу, что ты очень ответственен.

— Я еще и очень коварен, экселлент.

— Коварен? — несколько удивился король. — Правда?

— А еще я бываю мстительным, жестоким…

— Не наговаривай на себя. Я все это перечислил не пустой лести ради, просто вижу, что ты готов взвалить вину за неблагоприятную политическую обстановку на себя, и пытаюсь не дать тебе этого сделать. Настоящий виновник… ты знаешь его имя? Ты знаешь, кто виноват в том, что мир сходит с ума? Ведь тут не просто война, тут все к ахогам драным летит. Мой город наводняет какая-то новая алхимическая дрянь, сводящая людей с ума, обнаглевшие преступники, эту дрянь толкающие, собираются в целую организацию и успешно отбиваются от королевской стражи. Эта мерзкая комета, поселившаяся на нашем небе, дурманит умы тех, кто избежал знакомства с красным песком, и в темных подвалах плодятся, как крысы, культисты, поклоняющиеся не то ей, не то какой-то дрянной девке, визжащей что-то о драконах. Стихийные бедствия, вспышки мора, массовые миграции нечисти тут и там, мертвецы, пропадающие из своих могил, какие-то темные твари, стерегущие путников на лестных дорогах. От докладов, которые поступают из разных концов страны, да и из самой моей столицы, у меня голова кругом идет. Мир сходит с ума. Ты знаешь, кто виноват?

— Шивариус.

Король будто сморщился весь, услышав имя мятежного архимага, смахнул со стола рюмку и залпом проглотил ее содержимое.

— Я так и думал, — сказал он, отдышавшись, и закинув в рот пару соломейских олив с ломтиком лимона. — Законы магии, не так ли? Мне кое-как объясняли это твои собратья по Дару, но я не всегда улавливал суть.

— Если представить, что мир — это мельница, то магия — это ветер, который вращает ее лопасти. От силы ветра работают все внутренние механизмы мельницы, стоит ему прекратить дуть — и она замрет.

— Ну, всегда можно впрячь мула, или там вола какого-нибудь…

— Метафора не всеобъемлюща, — качнул головой Тобиус, — я лишь хочу сказать, что весь этот мир живет и развивается благодаря тому, что магические потоки продолжают пронизывать его на всех прослойках бытия, а глубоко под землей бьется сердце Валемара. Говоря еще проще, если представить, что мир — это живое существо, то магия есть кровь, несущая жизнь по его венам. Только она наделена своими законами и, в отличие от крови, достаточно разумна, чтобы придерживаться их и следить за их исполнением. Законы были сформулированы… а точнее, дополнены Джассаром Ансафарусом, Магом Магов, и с тех пор никому не удавалось безнаказанно их нарушить. Главный закон магии звучит в изречении, приписываемом самому Джассару: "Iro simpre servitoris estituire".

- "Мы — всего лишь слуги". Да, слышал.

— Именно так. Джассар завещал нам быть слугами правителей мирских, или хотя бы не пытаться властвовать над смертными, дабы те смогли жить своей волей и своим умом при скромной нашей поддержке. За все прошедшие с того времени века нарушавшие сей закон неизменно погибали. Самые яркие примеры — Огремон Серебряный и император-чародей Чин. Оба были великими волшебниками, и оба пали, когда попытались распространить свою власть над смертными, как было принято в Эпоху Великих Чаров. Шивариус идет тем же путем, но, в отличие от магов древности, у него есть какой-то секрет. Что-то помогает ему длительное время избегать кары свыше, будто он находит лазейки в законах магии, отчего те не могут его уничтожить. Тут следует понимать, что Джассар был равен богу в своем могуществе… Надеюсь, вы не донесете о моем богохульстве добрым слугам Инвестигации?

— Можешь положиться на мое молчание, дружище, я и сам не очень люблю общаться с ними, — прошептал король и пальцем начертил на сомкнутых губах крестик.

— Благодарю, экселлент. Как я уже говорил, Джассар обладал практически божественным всевластием, а значит, его воля так плотно переплеталась с магией, пропитывавшей мироздание, что могла формировать реальность. Его слово становилось законом… природы, если угодно. По крайней мере, магического аспекта сущности бытия в Валемаре. Таким образом, успешно идя против воли Джассара…

— Шивариус идет против самой сущности природы бытия, и от этого все наше мироздание начинает потряхивать, — закончил король. — Да, примерно к этому и вели те доморощенные объясняльщики. Тобиус, наш мир что, действительно двигается к… Концу?

Серый магистр медленно поднял стопку и резко залил в себя крепчайшую водку.

— Это, — хрипло ответил он, с благодарностью принимая блюдо маринованных огурцов и перченого сала, — вопрос не на мои титулы и не на мои полномочия. Я всего лишь рядовой маг, один из тысяч и тысяч.

— И все-таки, свое мнение ты иметь можешь. Шивариус хочет уничтожить Мир Павшего Дракона?

— Зачем, если можно им владеть?

— Как… как в Эпоху Великих Чаров?

— Именно. Вот только чтобы построить дивный новый мир великой магии, нужно сначала разломать старый мир, где Церковь и какие-то там короли. Это только мои мысли, но, возможно, он желает увидеть Валемар в руинах, дабы явиться его спасителем, как это сделал Маг Магов, а после и Сарос Гроган. Оба некогда владели Валемаром без остатка, один более успешно, другой — менее, но разве же кто-то посмеет отрицать их величие?

— Он тщеславен, — понимающе кивнул король.

За спинкой королевского рабочего кресла на стене висело несколько красивейших резных полок, уставленных книгами и некоторым количеством небольших, но жутко дорогих безделушек, сувениров и подарков, преподнесенных Маэкарну в различные годы правления. А еще прямо над креслом, но не очень высоко, висела картина в золоченой раме, на которой изображалась королевская семья более чем двадцатилетней давности. Внизу небольшой участок рамы заметно истерся, будто по тому месту часто и с любовью поглаживала чья-то рука. На самой картине в паре кресел восседали король с супругой, а вокруг них и у их ног играли дети. Маэкарн Зельцбург и двадцать лет назад не мог похвастаться приятным обликом: чуть менее толстый, чуть менее седой, чуть менее лысый, чуть менее обвислый и рыхлый. Он нес печать уродства от самого рождения, но, несмотря на это, рядом с королем восседала ее величество Сельмара, женщина, которую и ныне со спины могли принять за девушку, и это после четырех-то родов.