Илья Крымов - Злом за зло (Драконоборец - dark edition)

Бухтарь вынул кукурузную люльку и ответил, выдыхая дым:

— Наемником, милсдарь. Служили хозяевам многим и разным, это да, но в королевском войске не был.

— Что скажешь, хорошо я с саблей обхожусь?

— Ладно вроде бы. Но у меня топор был и щит, а с саблями да мечами я не умею.

— Вот как?

— Но вы ведь в королевскую гусарию наниматься собрались, верно, милсдарь? Коли так, то кроме сабли вам бы с пикой уметь. Гусарии главная сила — удар конными рангами и взлом пешего построения, а уж потом, ежели первая ранга преуспела, то и сабли в бой идут, и пистолеты, дабы успех укрепить… Хотя, ежели найметесь, то до сроку вас в первую рангу и не поставят, будете во второй или третьей, как раз с саблей наготове.

Его речь как-то сама собой стихла, будто калека вспомнил, что слишком давно не затягивался, и он сразу же исправил это упущение.

— Что ж, раз ты и впрямь такой смышленый в войском деле, то, может, присоветуешь, как быстрее подняться в звании?

Румяна следила за мужчинами молча, хотя ей не нравилось, что теперь все внимание красавца Леха принадлежало Бухтарю.

— Ну, можно, конечно, взятку дать, но, судя по вашему лицу, милсдарь, этот путь не про вашу душу. Еще можно боевой подвиг совершить, защитить офицера, защитить хоругвь от поругания либо, еще лучше, захватить вражескую хоругвь или вражеского военачальника. Однако же, — его левая рука непроизвольно потянулась к правому плечу, но Бухтарь это заметил и вовремя пресек, — по опыту могу судить, подвиги иногда дорого стоят. Так что вот вам лучший совет: не ходите вы в гусарию. У вас ведь есть семейное дело, здоровье, и собой вы не дурны. Растите коней для войска и живите себе в благополучии. Самое милое дело.

Услышав такой совет, Лех скривился, не тая разочарования и презрения.

— Слова неудачника.

— Скорее наученного жизнью человека. Судьбинушка проявляет жестокость, убеждая нас, глупых смертных, в том, что ей плевать на наши планы. Мы-то думаем, что вернемся домой овеянными славой офицерами с дворянской грамотой за пазухой, а возвращаемся надломленными калеками, ежели вообще возвращаемся.

По крыльцу уже спускался пан Миклой, и Лех спрятал саблю в ножны. Вскоре звонкая бричка уехала. День продолжился в обычном порядке, ковали работали, отдыхали и вновь брались за работу, выполняя другие заказы. Одна Румяна была не в настроении.

Она и сама не знала, что именно так ее раздосадовало, — то, о чем говорили Лех с Бухтарем, или то, что ей не удалось поговорить с милым ее сердцу человеком? А еще ее сильно пугало то, что Лех вскоре станет королевским воем, и она бы согласилась с предостережением покалеченного наемника. А с другой стороны, Румяне показалось, что тот очень уж дерзко говорил с Лехом, совсем обнаглел кметский сын! А вдруг Лех обидится?

За вечерней трапезой она все больше молчала и без аппетита возила ложкой в тарелке с репой, чем вызывала ворчание матери.

— Завтра праздник весеннего равноденствия, и пан Зданек напомнил, что он устраивает на ромашковом лугу большое народное гуляние, ибо в этот день родился его старший сын. Он даже пригласил заграничного магика, мастера в деле небесных огней или чего-то такого. Соберется народ со всех окрестных деревень, а пан Зданек всех угощает.

Дочка коваля задержала дыхание. Она, как и вся молодежь округи, грезила этим праздником и отчаянно боялась, что родители запретят ей идти. Богдана вопросительно глянула на мужа, а Дорот некоторое время молчал, будто смущенно, и глядел в миску.

— Ну, невежливо будет не пойти, раз пан Зданек самолично позвал. Приглашение для прочего люда — оно ить как бы общее, идите кто хотите, всем будем рады. Но он-то сам нас сегодня позвал, так что…

— Да дыши уже! — рассердилась мать, от внимательного глаза которой не укрылось Румянкино напряжение. — Пойдем мы туда и отпразднуем, ибо что ж, все люди как люди, а ковали в черном теле? Не дело это. Вот, кстати, есть для тебя кое-что.

Богдана отошла к своему собственному сундуку, который Румянке с самого детства настрого запрещала открывать, и достала оттуда — дочь охнула и вскочила — новенький красный сарафан, расшитый кружевами и цветной вышивкой. Девица, даром что была на голову выше своей родительницы, запрыгала вкруг той словно маленькая девочка.

— Это тебе Бухт… тьфу, прости Господи! Это тебе пан Бэлза по нашей просьбе привез из Скирова, когда последний раз на тамошнюю ярмарку ездил. Все-таки золотой у него глаз, словно на тебе сшито! — молвила Богдана.

Пан Зданек слыл в округе человеком вполне уживчивым, богобоязненным и, что особенно располагало к нему кметов, щедрым. Поэтому в том, одна тысяча шестьсот сорок первом, году Этой Эпохи он праздновал полнолетие своего старшего сына Леха с большим размахом. По такому случаю в лугах было устроено грандиозное гуляние с едой, выпивкой, высокими кострами и музыкантами. Развлекать гостей даже пригласили заграничного магика, а именно мага Дыма и Искр из архаддирского университета Мистакора.

Выступление его перед многочисленной публикой имело невероятный успех. Магик вышел к людям в длиннополом камзоле темно-серого, почти черного цвета, украшенном красно-оранжевой вышивкой, а потом начал творить огненное волшебство, наполнять ночное небо грохочущими и свистящими вспышками, плести из дыма иллюзорных танцовщиц, пускающихся в пляс, и призывать пламенных духов, которые устраивали над многоголовой толпой яростный бой друг с другом.

Румянка смотрела на представление с восторгом, и хотя она всю жизнь провела в кузне, ежедневно видя силу и красоту огня, то, что творил волшебник, казалось воплощенным чудом чистой красоты. Даже пьяное бухтение Бухтаря, перебравшего медовухи, о том, что, мол, знавал он волшебника, кой драконов с полпинка разгонял и не занимался такими вот жалкими фокусами, ничуть не портило ей удовольствия.

А потом Румяна отправилась танцевать и вскоре уже крутилась в вопящем хороводе вокруг костра. Она была молода, и весь мир казался ей прекрасным добрым местом, особенно когда небо то и дело разрывали красочные взрывы синих, зеленых, золотых и красных цветов. Девушка дышала свежестью весенней ночи и восторгом от жизни, переполнявшей ее.

— Здравствуй, Румянушка.

Золотистый всполох ярко осветил лицо Леха Зданека, которое тепло улыбалось ей.

— П-пан… — от неожиданности она стала запинаться.

Юноша присел в приглашающем жесте, и она, не думая, взяла его за руку. Музыканты играли колобенку, резвую и веселую, а танцевал Лех знатно, и улыбка его сверкала, и смех Румяне на сердце медом лился. К завершению танца они оба, успев слегка вспотеть и как следует запыхаться, поклонились друг другу, а потом юноша подступил к ней и промолвил: