Оливер Боуден - Assassin's Creed. Единство

– Для Франции, Элиза, продолжаются тяжелые времена, – говорил отец. – Два года назад случилась засуха – худшего урожая никто не мог припомнить уже давно. Король распорядился возвести вокруг Парижа стену. Он попытался повысить налоги, но против короля выступила знать, а ее поддержал парламент. Наш стойкий и решительный король поддался страху, отменил налоги. Толпы вышли на улицы, празднуя победу. Солдатам велели стрелять по демонстрантам, но они отказывались вопреки приказам…

– Знать выступила против короля? – удивилась я.

– Да, – кивнул отец. – Кто бы мог подумать? Возможно, они надеялись, что бедняки выразят им сердечную благодарность и тихо разбредутся по домам.

– Но этого не произошло, ведь так?

– Нет, Элиза. Боюсь, что как только рабочий люд закусил удила и почувствовал вкус власти… я говорю не о настоящей власти, о власти толпы… он не станет довольствоваться отменой нескольких новых законов о налогах. Думаю, мы теперь обречены наблюдать, как год за годом эти люди будут искать новые поводы для выплеска своего недовольства. Когда они забрасывали Дворец правосудия камнями и факелами, сомневаюсь, что это была поддержка аристократии. И сожжение простолюдинами чучела виконта де Калонна тоже не назовешь дружелюбным жестом.

– Они сожгли чучело Генерального контролера финансов?

– Представь себе, – кивнул отец. – Виконт был вынужден покинуть страну. За ним последовали и другие министры. Попомни мои слова, Элиза: этот бунт не будет последним в истории Франции.

Я молчала.

– Что возвращает нас к твоему поведению в школе, – продолжал отец. – Ты уже не ученица начальных классов, а молодая дама. Значит, и вести себя ты должна сообразно возрасту.

Я думала о его словах и о том, что форма ученицы старших классов Королевского дома не помогала мне почувствовать себя молодой дамой. В ней я выглядела пародией на женщину. А настоящей женщиной я ощущала себя после занятий, когда сбрасывала ненавистное, сдавливающее платье, вынимала булавки из волос и позволяла рыжим локонам свободно ниспадать на плечи и на недавно обозначившуюся грудь. Стоило мне посмотреться в зеркало, я видела там отражение мамы.

– Ты переписываешься с Арно, – попытался зайти с другого бока отец.

– Надеюсь, ты не читаешь мои письма?

Отец удивленно поднял бровь:

– Нет, Элиза. Я твоих писем не читаю. Ей-богу, за кого ты меня принимаешь?

– Прости, отец, – пробормотала я, опустив глаза.

– Неужели ты настолько поглощена сопротивлением любому проявлению власти, что позабыла о своих настоящих друзьях?

Мадам Левен важно кивала из-за стола, чувствуя, что отец с ней заодно.

– Прости, отец, – повторила я, не обращая на нее внимания.

– Факт остается фактом: ты переписываешься с Арно, и, судя по тому, что я узнал исключительно с его слов, ты так ничего и не сделала для выполнения условий нашего соглашения.

Отец бросил многозначительный взгляд в сторону директрисы.

– О каком соглашении ты говоришь, отец? – спросила я, разыгрывая невинность.

Отец еще раз кивнул в сторону свидетельницы нашего разговора.

– Я говорю о соглашении, – он сделал ударение на этом слове, – которое, Элиза, мы заключили с тобой перед твоей отправкой на учебу в Сен-Сир. Ты тогда обещала приложить все силы, дабы убедить Арно, что он вполне достоин стать членом нашей семьи.

– Прости, отец, но я и сейчас не вполне понимаю, о чем речь.

Отец наморщил лоб, глубоко вздохнул и обратился к мадам Левен:

– Мадам, я бы просил предоставить мне возможность побеседовать с дочерью наедине.

– Мне очень жаль, месье, но это противоречит правилам нашего заведения, – учтиво улыбаясь, ответила директриса. – Учителя и опекуны, которым необходимо встретиться с ученицами наедине, должны вначале подать письменное прошение.

– Я знаю, но…

– Мне очень жаль, месье, – стояла на своем директриса.

Отцовские пальцы барабанили по брючине.

– Элиза, пожалуйста, не усугубляй ситуацию. Ты прекрасно понимаешь, о чем речь. Перед твоим отъездом на учебу мы оба признали, что время для принятия Арно в нашу семью выбрано правильно, – сказал он, выразительно глядя на меня.

– Но он – член другой семьи, – все с той же наигранной невинностью возразила я.

– Элиза, прошу тебя оставить эти игры.

Директриса хмыкнула:

– Мы здесь, месье, успели к ним привыкнуть.

– Благодарю вас, мадам Левен, – раздраженно бросил ей отец.

Затем он вновь повернулся ко мне. Наши глаза встретились. Присутствие мадам Левен, тяготившее нас обоих, отчасти растопило лед нашей встречи. У отца даже дрогнули уголки рта – он подавлял смешок. В ответ я наградила его самой лучезарной и невинной улыбкой. Глаза отца потеплели. Этот момент принадлежал только нам.

Он заговорил снова: размеренно, тщательно подбирая слова:

– Полагаю, с моей стороны излишне напоминать тебе условия нашего соглашения. Скажу только: если ты и дальше будешь пренебрегать их соблюдением, мне придется взять дело в свои руки.

Мы оба поймали взгляд мадам Левен. Директриса по-прежнему сидела, сцепив руки на столе. Она безуспешно пыталась скрыть недоумение. Даже не знаю, как я не расхохоталась во весь голос.

– Отец, ты хочешь сказать, что сам попытаешься убедить Арно в его пригодности?

– Да, попытаюсь, – ответил он, впиваясь в меня взглядом.

– И тебя не пугает, что Арно перестанет мне доверять?

– Мне придется пойти и на такой риск, если ты, Элиза, не выполнишь то, о чем мы договаривались.

Тогда мы договаривались, что я стану внушать Арно мировоззрение тамплиеров, постепенно вводя его в лоно ордена. От этой мысли у меня сделалось тяжело на сердце. Я подумала, что тем самым потеряю Арно. Но если я откажусь, отец займется этим сам. Воображение рисовало мне разгневанного Арно, яростно вопрошающего: «Почему ты никогда мне не рассказывала?» Мысль о том, что я утрачу его доверие, была невыносимой.

– Отец, я сделаю то, о чем мы договаривались.

– Спасибо.

Мы оба повернулись к мадам Левен. Та хмуро глядела на отца.

– И потрудись исправить свое поведение, – торопливо добавил он, хлопнув себя по бедрам.

Я давно уже знала: это жест означал конец разговора.

Директриса хмурилась все сильнее. Она думала, что отец продолжит чтение нотаций. Однако он встал и крепко обнял меня, удивив силой чувств.

И тогда я приняла решение. Ради отца я исправлюсь. Я стану той дочерью, которую он заслуживает.

Стоит мне перечитать прошлогоднюю запись от 8 сентября, как лицо у меня морщится от стыда за написанное. «Я стану той дочерью, которую он заслуживает». На самом же деле я… палец о палец не ударила, чтобы выполнить обещанное.

Я и не подумала убеждать Арно в радостях приобщения к делу тамплиеров (отчасти это было вызвано моими вероломными размышлениями о том, способно ли приобщение к делу тамплиеров принести хоть какую-то радость). Более того, мое поведение в Королевском доме ничуть не улучшилось.