Сергей Вольнов - Шифр отчуждения

И крылатый вдруг открывает мне то, чего не досказали черные.

«У них традиция — съедать мессию после того, как он выполнит свое предназначение. Причем поедание крайне пафосное и торжественное. Самое ужасное, что они до самого конца не перестают поклоняться тому, кого едят, все это у них имеет сакральное, ритуальное значение…»

Я вообще-то и не собирался возвращаться в низины. Да уж, свое дело я сделал, пора и честь знать. Ох уж эти религиозные фанатики, так и норовят превратить в фарс даже самое неподдельное самопожертвование.

Хотел бы я побольше узнать, кто же к ним в туман забредал раньше. Очень сильно подозреваю, что на самом деле вряд ли это были представители человечества… А соратнички-то мои, соратнички каковы! Братки по разуму… Неужели и Цепкий не предостерег бы ни словечком?

«Да уж, жизнь как лук, чем больше очищаешь, тем сильнее плачешь, — ворчу я и говорю красному: — Ну ладно, прочь отсюда. Мне нужно в туман, который клубится за горой. Ты поможешь мне попасть туда, Мираж?»

«Да, помогу. Только учти, тот, кто однажды попал сюда, пройдя сквозь туман, и затем уходит обратно, больше не придет второй раз сюда же, если пройдет той же дорогой. В одну реку дважды не…»

«Ты был там?!»

Я удивляюсь не на шутку.

«Был, — как ни в чем не бывало спокойно отвечает Мираж, — и, пожалуй, смогу за туман уйти снова. Здесь я исполнил свое предназначение. Так что отправимся вместе… Но мы не сможем попасть в один и тот же мир, нас неминуемо разбросает по разным. Повлияет разница в сознаниях и уровнях восприятия…»

С жадным интересом я спрашиваю у него, куда бы он хотел отправиться? Он говорит, что отправится в мир, где вечно царит летнее утро и воздушные башни такие высокие, что их вершины уходят в космическую даль.

Услышав такое, я даже не нахожу, что сказать. Ничего себе у муравья планка высока!

Затем он неожиданно сообщает, что у него для меня бонусный подарок, кое-какая информация, он уже «перелил» ее мне в память, и данные потом всплывут по мере необходимости.

Я опять не нахожу, что сказать по поводу. Только банальное «Спасибо, коллега…», но ему в радость моя лаконичная благодарность, я чувствую эмоцию, и она — удовольствие.

Мы прилетаем на юг, планируем над красным источником — другие крылатые смотрят нам вслед, но догонять не пытаются, — и, набирая скорость, с разгону бросаемся в бескрайнюю белизну, окутывающую гору с той стороны.

Мой страх высоты бесследно растаял в небесных облаках, и я восхищенно, переполненный ощущениями безграничности и эйфории, кричу:

— ЙУХУ-УУУ!!!

Вспоминая, как это приятно — говорить, передавать эмоции и мысли вслух.

Когда я замолкаю, захлебнувшись ветром, Мираж сообщает, что пора расставаться.

«Не навсегда, еще свидимся! — Благодарно глажу его по спине ладонью. — В дороге не прощаются!.. Ты только верь в это, друг!»

«А то! Свидимся, обязательно…»

Туман как молоко; стоит лишь попасть в него — и утонешь, чтобы вынырнуть уже не здесь и не сейчас…

Загадочный и невероятный Мираж сбрасывает меня вместе со всеми моими пожитками резким движением туловища и уходит вправо, по наклонной траектории, а я падаю, падаю с огромной высоты, погружаюсь в белоснежную пропасть…

Покидая то ли дивный сон, то ли альтернативную реальность, где рожденные ползать невероятно вымахали в размерах, создали собственные цивилизации, обладали разумом и даже обретали крылья, чтобы полететь! Как многообразна и непредсказуема жизнь!..

Не знаю, с чего бы это я настолько растрогался, но в эту минуту я будто становлюсь другим, на краткий миг уходят злость и неопределенность, все темные стороны во мне затмевает свет.

Кратковременный нечаянный «отпуск» подошел к концу.

А мой путь снова уводит в туман. Скоро станет совсем непроглядно. И когда я вынырну, вокруг снова…

…Я прислушиваюсь и различаю шум реки, распознаю, что далеко с юга донесся рык мутанта, определяю, как шелестит листва на ветру, а вон там потрескивает аномальная изменка.

На северо-востоке клубится густой, таинственный туман.

Приближаюсь и стою перед ним, раздумывая, стоит ли в него соваться, или все же реку форсировать. Клубящаяся дымка завлекает окунуться в нее, будто суля избавление от чугунных дум, обретение вечной легкости и бесцельности. Но я не тороплюсь, прислушиваюсь к сигналам, которые улавливает внутренний «радар». Наконец, покончив с колебаниями, делаю первые шаги. Молочный дым толстенным одеялом укрывает больную землю.

Как только я вхожу в туман, на уши давит непривычная тишина. Словно смотришь фильм, и пропадает звук. Я не слышу даже звука своих шагов. Камушки, брошенные на пробу, улетают в белую муть, и я опасаюсь, что прогляжу какую-нибудь ловушку, потому что плотная завеса не пропустит эффект срабатывания ИФП.

Туман обступает меня, наваливается, как живой, но страха нет, потому что ясно знаю, куда идти. Изредка отдельные звуки все же просачиваются, например, один раз я слышу шум реки, другой раз, при срабатывании изменки, раздается громкий хлопок. Вдобавок на меня полыхает жаром… Так или иначе, я довольно скоро теряю ощущение того, сколько иду и далеко ли отклонился от выбранного азимута.

Постепенно, пробыв в тумане довольно долго, я все же начинаю различать в нем разного рода звуки. Просто они проходят сюда искаженно, примерно на одном уровне громкости, а потому все сливаются воедино, замирают в пространстве на какой-то срок, словно затвердевая в нем. Поэтому мозгу требуется приспосабливаться, чтобы наловчиться разбирать коктейль из этих звуков по ингредиентам и каждый из них верно опознавать. Туман действительно впитывает в себя мысли, уносит тяготы, позволяет мне просто идти моей дорогой, и все, отбросить сомнения и опасения.

Позже, присев наземь, я немного отдыхаю и подкрепляюсь. Туман движется, и плотность его в одном фрагменте может периодически варьироваться. За этим интересно наблюдать, содержится в зрелище что-то завораживающее; так же завороженно можно смотреть на огонь или на волнующуюся поверхность океана. В тумане восприятие меняется, со временем начинает казаться, что все вокруг эфемерное, как во сне.

Мелькнула мысль разжечь костер, но я отбросил ее как никчемную. Показалось святотатством порождать огонь в окружающей волглой серости…

Зато спустя пару минут мне слышатся голоса. Сперва утробный, зовущий, приглушенный, голос бормочет тарабарщину на незнакомом языке. Я подскакиваю, ощерившись стволами, испуганно озираюсь. Но бессвязный голос умолкает, и теперь меня зовет… мама?! Ее голос не искажен, он естественен, отчетлив и узнаваем, именно так мама обычно меня и звала, и от этой настоящести меня пробирает страхом еще сильнее, чем от фальшивой бредовости.