Ольга Карелина - Иеремиевы огни (СИ)

Как умелые руки отравительницы обшарили его карманы, извлекая оттуда все те наличные деньги, что хранились у него наряду с Джеем и Дамелой, Дилан уже не увидел. Также не услышал, как выскользнувшая на ходу из «сокола» сильвисса хлопнула за собой дверцей, оставляя незадачливого любовника в одиночестве катиться в никем не управляемой машине до ближайшего же стойкого препятствия. Дилан ощущал лишь навалившуюся на него тяжесть, не дававшую поднять от руля голову и даже толком вздохнуть — лишь унизительно сипеть, втягивая спасительный воздух через приоткрытый рот. Мир вокруг плыл, плыл и плыл, и от ощущения этой нестабильности становилось только хуже. Замечательный из его вышел Особенный: сейчас скопытится от какого-то усыпляющего наркотика, и даже памятник будет стыдно ставить…

Однако схлынула тяжесть так же быстро и неожиданно, как пришла. Проморгавшись, Дилан с усилием вскинул чугунную голову и, заметив боковым зрением на соседнем сиденье чей-то силуэт, резко повернулся. Подобрав под себя одну ногу и обхватив её за колено, на него укоризненно смотрел устроившийся там Ове.

Дилан поперхнулся, хотя от пластинки во рту не осталось и следа. Ове был таким, каким он запомнил его по относительно мирным дням в лаборатории, узнавались даже стандартные для него тёмно-синие джинсы и крахмально-белая рубашка с длинным рукавом, застёгнутая под самое горло. В волосах от затылка всё те же три тонкие косы и одно пустое место в память об Игнате. Лишь черты лица вечного подростка как будто слегка заострились, делая его похожим на ауриса, и глубокие глаза казались донельзя уставшими — но это определённо был Ове, словно никогда и не умиравший в том жутком январе.

А за Ове, за границей машины, отделённая лишь тонким прозрачным стеклом, клубилась бесконечная тьма, и Дилан предпочёл больше туда не заглядывать.

— Ну и что ты делаешь? — с до боли знакомым упрёком спросил Ове, когда Дилан наконец на него налюбовался. — Совесть вместе с Сетте похоронил, да? Гуляй, душа?

— А что? Если уж тебя с того света выпустили мне мораль почитать, — Дилан нервно хмыкнул, — мне уже и девочку себе заказать нельзя?

— При чём тут твоя пресловутая девочка? Да хоть мальчика заказывай, мне на том, как ты выразился, свете вот на это вообще пополам. Над друзьями ты зачем издеваешься? Стас, что ли, заразный?

— Я и до Стаса не был, знаешь ли, паинькой. Не понимаю, что вы всё на него валите. Он был, конечно, не подарок, но как будто все остальные в белых пальто!

— А то нет, — Ове насмешливо вскинул брови. — Джей в вашей компании вообще святой. Тебя бесит, что ты не такой, да?

— Да, святой, как же. После того, что у них было с Дамелой…

— А тебе есть какое-то дело до Дамелы? — хитрый прищур Ове очень напомнил Дилану Герберта. — Свободные девушки — они, знаешь ли, делают что хотят. Никому же от этого не плохо. А вот ты зачем-то всем зубы показываешь. Неужели в клетке было лучше?

— Издеваешься, — фыркнул Дилан. — Ты сам из неё с успехом сбежал, хотя не скажу, что одобряю такой способ.

— Зато сколько всего потом хорошего случилось! Человек живёт для счастья, а не тревог. Некоторым не везёт, конечно, как тебе или мне. Наша жизнь была бы куда приятнее, если бы в ней не объявился Брутус. Но против судьбы не попрёшь, правда?

— Правда. По той же самой судьбе он ещё не раз найдёт меня, куда бы я ни спрятался. Я для него как подраненная утка на болоте. Уже весь небось слюной изошёлся…

— Ясно, то есть эта утка уже почти решилась выползти на брюхе из своего болота и пасть ниц перед загонщиком? Вроде как: добейте, дядя, чтоб я не мучился?

Дилан рассерженно вздохнул, отворачивая взгляд к рулю: за лобовым стеклом тоже не было ничего, кроме тьмы. Но от Ове, как и от Брутуса, нельзя было скрыться, сильвис чувствовал его присутствие и ожидание ответа — такое спокойное, будто он был готов ждать хоть до конца Вселенной.

— А если и так? — наконец бросил Дилан. — Будешь тоже говорить мне тут: я не для того тебя спасал всю жизнь, чтобы ты ему сдался?

— Мог бы, если бы это возымело хоть какой-то эффект, — углом губ улыбнулся Ове. — Но ты разве не замечал, что с момента нашей второй встречи я избегал с тобой разговаривать? Я предоставлял тебе жить самому и очень не хотел, чтобы ты узнал о моей опеке. Хорошо, потом всё на себя взял Стас и мои откровения не так сильно затронули тебя, как могли бы. Но теперь за тебя некому думать. Джей поехал с вами, лишь чтобы помочь тебе, а не взвалить на себя всю твою новую жизнь.

— Да как вы не поймёте?! — сорвался Дилан. — Нет у меня жизни, ни новой ни старой, и не было никогда! Мы завязаны друг на друга — вы двое уже ушли, сколько там мне осталось? Какой смысл трепыхаться, что-то творить из себя: пока Брутус жив и силён, он будет идти за мной! Финита ля комедия! Там, у Аспитиса, я рисковал лишь Дамелой — о своих драгоценных учёных пусть сам думает. А теперь со мной ещё двое этих мальчишек! Я не хочу смотреть, как они умирают, не хочу! Я — ничтожество и всё равно не смогу спасти их! Пусть валят на все четыре стороны!..

В салоне повисла звенящая тишина, и Дилан вздрогнул всем телом, когда ледяная рука Ове легла ему на обнажённое запястье.

— Они сами это выбрали, и они от тебя не отстанут, — тихо проговорил вельк. — Как когда-то не смог я. Ты уже несёшь за них ответственность, смирись, Дилан. И перестань бояться Брутуса — не такой уж он сильный, как кажется. Конечно, на этот раз он разжился более чем преданными сторонниками, да и руководство — аж дух захватывает, но… Вас больше. И вы стоите за другое. Оно куда значительнее, чем всё зло, которое он может принести. Рано или поздно он сам от него пострадает, помяни моё слово.

— Я бы очень хотел в это поверить, — шёпотом сказал Дилан, ощущая, как от участливого и невероятно тёплого, несмотря на лёд руки, взгляда Ове что-то внутри него бесконечно рвётся. — Но я не ты…

— Вот уж глупости! — вельк рассмеялся. — А кто сейчас с тобой разговаривает? Я умер, Дилан, с того света не возвращаются! А воспоминания обо мне могут говорить лишь твоим собственным голосом. Кстати, хватит уже в наркотическом тумане плавать. Просыпайся — и постарайся не забыть всю эту демагогию!

Декорации сменились резко и крайне болезненно — незаметно для себя Дилан обнаружил, что лежит лицом на руле и нос его пульсирует яркой, как вся Дельфия, болью. Но, прежде чем он успел убрать голову, дверца слева от него распахнулась и чьи-то руки потянули его наружу. Меланхолично следя, как мимо проплывает треснувшее, похожее на паутину, лобовое стекло, окровавленная кожа на руле, Дилан позволил извлечь себя за пределы машины. Ощутив пятой точкой асфальт, он медленно поднял голову: уже садящийся к нему Герберт выглядел откровенно напуганным, а рассматривающий машину Джей — страшно недовольным.