Андрей Чародейкин - Космофлот: Война и миры [СИ]

Подошёл к крыльцу, поднялся на веранду, глянул мельком, что за фильм Варька смотрит. Так и есть — очередная землянская мелодрама. Сейчас шёл уже финал.

Влюблённые, наконец, встретились после разлуки (легко можно догадаться — их, должно быть, в самом начале фильма разлучила война: алиены напали, его призвали, она ушла добровольцем). И вот они случайно встретились на разбитой бомбёжкой Лунной базе, среди обломков и разорванных в клочья тел. Радостно обнялись, неумело поцеловались, мило смущаясь. Тут Ставка с Земли сообщает, что планета захвачена безжалостными фианами, и вызывает огонь на себя. Влюблённые волокут болванки к последнему уцелевшему орудию под военный марш:

Земля — такая красивая и кишащая алиенами — в перекрестии прицела. Последняя уцелевшая установка инженерного артиллерийского дивизиона дальнего огневого подавления «Гнев Преисподней» открывает огонь, и влюблённые целуются на фоне горящей планеты.

Типичная землянская мелодрама, да — сплошные штампы, и бабские сопли.

— А, наш Вацлав! Как раз к завтраку, Вацлав! Подходи, присажи…, - начал было господин Мицкович бодрым голосом, с добродушной улыбкой, но, разглядев лицо Вацлава, запнулся, и тревожно спросил: — Что случилось?

— Доигрался, поди! — сердито выкрикнула из кухни хозяйка, и грозно поинтересовалась: — Это чего ты там вчера бабахал, Вацлав?

— Доброго вам дня, — вежливо поздоровался Вацлав с соседями, и раскрыл было рот, что бы объяснить им всё, но слова ринулись сразу всем скопом, устроили в глотке давку, и выговорить Вацлав ничего не сумел. Только сглотнул судорожно и так, молча, протянул извещение.

Теодор осторожно взял протянутую Вацлавым бумагу. Из дома появилась Марта. На ходу вытирая тряпкой руки, она заглянула в бумагу через мужнино плечо, и переменилась в лице: из строгого оно стало растерянным. Теодор, читая, хмурился. Нахмурилась и Варька, отложила недоеденный пончик, метнула на Вацлова вопросительный взгляд из-под русой чёлки, и требовательно дёрнула головой: — «что там у тебя?».

— Как же это так? — растерянно протянул Теодор Мицкович, хлопая выгоревшими ресницами.

— Ты садись, — засуетилась вокруг Вацлава хозяйка, — Ну-ка, вот, присядь. Поешь? Ты когда ел?

— Не помню, — сознался Вацлав, неотрывно глядя на злосчастную бумагу, но под напором Марты Мицкович за стол всё же сел.

— Марта! — потребовал хозяин, и жена поняла его с полуслова: быстро принесла из кухни бутылку и рюмки.

— Ты, давай, того, — приговаривал Теодор, наливая Вацлаву, — тебе сейчас надо стресс снять.

— Да что случилось-то?! — возмутилась Варвара. Вацлав только тяжело вздохнул.

Сняли стресс. Закусили.

— Ой, как же ж это, а? — всхлипывала-вздыхала Марта.

— Что-то я не пойму, — буркнул Теодор, нахмурился, и налил по второй.

— Это, наверное, какая-то ошибка, — потерянно вымолвил Вацлав.

— Тут же ничего не написано! — проворчал Теодор. — Что значит «погиб»? Как? Где? Когда?

— Кто погиб? — обмерла Варвара.

— Сказали, где-то на «Кирибее-три», — потерянно сообщил Вацлав. — Но что отцу делать в той Кирибее? Тут какая-то ошибка.

— А где эта Кирибея? — спросила Марта, глядя на мужа.

— Не знаю, — буркнул ей Теодор, и спросил у Вацлава: — У вас там, что, родственники? В Киребее?

— На Кирибее-три нет обитаемых планет, — сообщил парнишка, — в сети пишут, там только пограничный форпост, и всё.

— Так это в космосе, что ли?! Может, и правда, ошибка? — Марта растерянно переглянулась с мужем.

— Щас, — пообещал тот, и залпом опрокинул в себя вторую рюмку. Крякнул, вытер губы рукавом, и в самом деле выдал здравую идею: — Так надо в полицию позвонить, и выяснить!

Варвара сорвалась с места, и ветром унеслась в дом. Почти тут же выскочила обратно, но уже с отцовым инфором в руках. Отец взял у неё инфор, взглянул, и его зрачки полыхнули красным светом — лазерный проектор рисовал дополненную реальность через хрусталик на сетчатку глаза. Теодор повращал глазами, помахал в воздухе рукой, и наконец вывел изображение на стену.

— Полиция планеты на связи, — объявила строгая женщина в форме полицейского офицера.

— Мы хотим знать, что случилось с Роджером Бондски, — сообщил ей Теодор. — Нам доставили уведомление о смерти Роджера! Мы хотим знать, что с ним случилось.

— А Вы ему кто?

— Близкие, — буркнул Теодор.

— Я его сын, — сообщил Вацлав.

— Минуту. Странно, но у нас информация отсутствует, — офицер полиции выглядела растерянной. — Попробуйте обратиться в полицейское управлении сектора, — и отключилась.

— Да чтоб Вас! — рыкнул Теодор, и набрал другой номер. Пока устанавливалась межзвёздная связь, Теодор налил ещё по рюмке, кивнув Вацлаву: — Держись, сынок!

— Ты его сейчас вусмерть алкоголем накачаешь! — возмутилась Варвара.

— Он мужик! — возразил ей отец, и спросил у Вацлава: — Мужик?

Вацлав пил алкоголь первый раз в жизни, так что понятия не имел, чего ожидать. После первой он ничего не почувствовал, зато после второй ощутил заметное облегчение, так что сейчас был согласен добавить. Паренёк молча взял предложенную рюмку, и выпил залпом. На этот раз парнишку передёрнуло, и Теодор поспешил предложить Вацлаву закуску.

Тем временем по инфору им ответила женщина-полицейская из далекой столицы сектора. Пока Теодор описал ей вкратце ситуацию, Вацлав почувствовал, что растекшееся внутри его тепло третьей рюмки начинает медленно успокаивающе покачивать мир вокруг него. Ноги и руки стали мягкими и усталыми, щеки заалели. В общем-то Вацлаву было плевать на эти симптомы, главное, что стягивавшая грудь стальным обручем холодная тьма внутри него отступила. А вместо отступившей от сердца тяжести пришла решимость действовать.

Здание полицейского управления — строгих классических очертаний солидное строение из секлостали, с тяжеловесными намёками на древний стиль «нео-тех», возвышалось над весёленьким зелёным сквером. В наушниках звучал «Остров Мёртвых» Рахманинова. Низкие струнные, арфы, литавры перекатывали тяжёлые волны в мерном и необычном пятидольном ритме, добавляя зданию монументальности, многозначительной мрачности истинной цитадели правосудия.

Обезболивающие и антистрессовые начали отпускать: сквозь тупую вату безразличия уже прорывались отчаяние и боль. И винить некого, кроме себя. Бездарно! Непрофессионально!

Небольшой мелодический отрывок у виолончелей повторяется вновь и вновь, переходит к альтам, а затем скрипкам, передавая бесконечное движение волн. Кажется, будто лодка Харона везет в царство мертвых погибшие души: слышатся всплески под веслами, время от времени прорезаются горестные возгласы, всплывают отдельные интонации сурового средневекового напева «Dies irae» — «День гнева». Капитан Редхат поморщилась, споткнувшись на пороге полицейского управления, и вошла, придерживая здоровой правой рукой упакованную в лоток левую. Бронированные створки без заминки отворились, и с привычным лязгом сошлись за спиной.