Андрей Чародейкин - Космофлот: Война и миры [СИ]

Диктор бодро рапортовал о том, как успешно седьмой ударный провёл плановые учения с боевыми стрельбами. Кирибея-три — это тройная звезда, система со сложной навигацией. Броненосные дредноуты прорыва и баттлстар «Боевая слава предков» обеспечили достойное прикрытие. Линкор «За Родину!» при поддержке приданных фрегатов боевой поддержки смелым фланговым обходом обеспечил стратегический перелом. В ударно сжатые сроки на тактически выигрышных планетоидах развёрнуты инженерные комплексы огневого подавления. Вход в систему тяжёлых авианосцев поставил жирную точку.

За спиной диктора плавно сменялись кадры то со щитом броненосца, медленно и неуступчиво, но рассыпающимся под плотным и отнюдь не условным огнём условного противника. То со стремительно пикирующими в тёмные недра древних кратеров штурмовиками. Рвались в бой бравые космодесантники. Звено за звеном «Жнецы смерти» заливали безжизненные планетоиды ковровыми бомбардировками. Баттлстар «Боевая слава предков» специально для программы новостей показательно распылил залпом какой-то несчастный астероид, и на несколько секунд система Кирибея-три осветилась четвёртой звездой.

— Я ни на секунду не сомневаюсь в том, что человечество стоит на грани страшной войны на тотальное уничтожение! — говорил с экрана какой-то космофлотский офицер. — Алиены прямо высказали человечеству свои злодейские намерения, и глумливо определили нам срок отсрочки. Мы знаем, что техника жестоких фиан, как сами алиены себя называют, превосходит нашу, и что эти твари не ведают ни жалости, ни пощады! Но я, и мои друзья, не колеблясь, пойдём в безнадёжный бой, когда наступит страшный час войны! Пойдём и умрём спокойно, зная, что каждая выигранная нами для человечества минута…

Вацлав поморщился, и отключил инфор. Эти учения в системе «Кирибея-три» прошли два года назад. За два года больше ни одной новости! Что в этой самой Кирибее-три делать фермеру? И откуда там взяться каким-то больным детям?! Эти странные военные космонавты явно всё перепутали!

На улице, наконец, стемнело. То есть, обе звезды зашли. Это означало, что до начала нового дня осталось всего пара часов.

Вацлав осознал, что так не пойдёт. Это никуда не годится. Достал из холодильника вчерашний борщ, налил себе порцию, и бездумно выхлебал до дна прямо так — холодным. Забыл, что надо разогреть. Потом поднялся к себе и завалился спать. Алиеновы военные космонавты! Что б их!

Осторожно Вацлав достал с полочки их с отцом сокровище. И забрался под одеяло.

«Это что? Ну, что это? Что?» — маленький Вацлав крутил в руках непонятную штуковину, решительно ни на что не похожую.

«Это… это раковина», — отец ухмыльнулся, как-то загадочно, светло и печально.

«Раковина? Разве бывают такие моллюски?»

«В морях — не бывают. Это раковина космического моллюска. Они живут в поясах Койпера. Представь себе: миллионы лет кристаллизуется такая раковина, а потом — когда комета подлетает достаточно близко к звезде, внутри всего на несколько месяцев оживает загадочное существо. Они успевают прожить бурную жизнь, и дать начало потомству прежде, чем комета вернётся в безжизненный холод пояса Койпера».

«Невероятно!»

«Да, именно так! Невероятно. А знаешь что? Если приложишь эту раковину к уху, то сможешь услышать песни далёких звёзд…»

«Но откуда у тебя такое?!»

«Это подарок» — отец делается вдруг очень грустным, — «Мне оставила на память… один друг… очень, очень хороший… друг»

Вацлав не решился расспрашивать подробнее. Никогда больше не спрашивал.

Если прислонить удивительную раковину к уху — услышишь шум. Это твоя кровь шумит в твоих же ушах. Но иногда…, иногда…

Иногда Вацлав слышал песню далёких загадочных звёзд. Невероятно красивый, просто таки нечеловечески прекрасный женский голос пел на неведомом языке. Пел так нежно, как могла бы петь мать, любящая и заботливая. И всякий раз Вацлаву делалось легче от этой песни. Песня убаюкивала, обещая чудесные сны о звёздах. Песня обещала сказку. И Вацлав ей верил.

Раньше Вацлав представлял себе, что чудесная космическая раковина доносит пение какой-то волшебной звёздной феи. Позже ему захотелось верить, что фея не сказочная, а вполне себе научно-фантастическая, пусть неведомым науке образом, но существующая вполне реально — ну, то есть достаточно реально для того, что бы… ну, вы понимаете — что бы с ней можно было поговорить…, может… подружиться. Что тут такого? Существуют же разумные алиены, безжалостные и беспредельно жестокие. Они оказались достаточно реальны, что бы нагло заявиться к людям, и в красках расписать в каких именно муках будет уничтожено человечество. Так почему бы не существовать доброй поющей фее? И поёт она…, ну, может быть… специально для него?

Но в этот раз чудесная ракушка не пожелала успокоить беднягу Вацлава. Напротив, впервые волшебная космическая песня буквально звенела от тревоги, плакала о неминучих бедах! И на этот раз голосов было двое, мужской и женский, и пели они дуэтом. Разумеется, звуки неведомого языка Вацлаву были совершенно непонятны, но это пение трогало в душе тревожные струны и навивало тревожные образы. Вацлаву представлялось, что космические голоса пели об опасностях межзвёздных трасс, о безжалостности мёртвого пространства, о том, что звёзды злы! Голоса пели о том, как плохо остаться среди злых звёзд совсем одному, и предупреждали о неминучей опасности, взывали то спрятаться, то бежать, и оборвались на самой трагической ноте!

Бедняга Вацлав места себе не находил. Что это было? Совпадение? Предсказание? Дурное известие? Космическая ракушка угадала о навалившемся на Вацлава горе? Долго ещё он ворочался с боку на бок. Мысли всякие в голову лезли, одна другой дурнее. Наконец, Вацлав осознал, что ему совершенно не выносимо оставаться одному в доме, и решил, что надо бы обратиться к соседям — вдруг, чем-нибудь помогут. Посоветуют что-то дельное. Теперь, когда он об этом подумал, эта мысль показалась Вацлаву такой очевидной, что стало странным и удивительным, как это она раньше ему в голову не пришла! Решено! Он немедленно поедет к соседу! Ну, прямо немедленно, пожалуй, не получится — ещё слишком рано, выйдет неудобно. Вот, через часик или два — уже можно будет. Решив так, бедолага тут же забылся тяжёлым сном без сновидений.

Отец Аритайи, как капитан их корабля, пел звёздам Песнь тревоги, что бы предупредить всех фиан, где бы они сейчас не были. Он пел, а Аритайя ему подпевала, прижимая к груди чудесную космическую раковину.