Алекса Кейн - Хроники вечной жизни. Проклятый дар

Известие о том, что Франсуа де Романьяк – сын Анны де Ла Тур, то есть ее, Екатерины, кузен, буквально окрылило королеву. Как она желала, чтоб это оказалось правдой! Франсуа показался ей весьма приятным, и, будь он в самом деле ее родичем, они могли бы стать близкими друзьями. Несколько ее двоюродных братьев служили королю Франции. Она росла вместе с ними и очень их любила, но все они были военными и в Париже почти не появлялись. Другое дело Франсуа… Но может ли она доверять истории о внебрачном сыне своей тетки? Чтобы проверить это, королева, еще будучи в Реймсе, велела одному из немногочисленных доверенных лиц, флорентийцу Антонио де Гонди, организовать поездку в Овернь, дабы все разузнать достоверно.

Пасмурным октябрьским днем 1547 года в покои королевы, где она в окружении фрейлин сидела за вышиванием, вошел мажордом Луиджи Аламанни. Этот знатный итальянец, образованнейший человек, поэт и философ, когда-то участвовал в заговоре против будущего папы Климента VII, а когда заговор был раскрыт, бежал во Францию и поступил на службу к королю. Последние три года сеньор Аламанни исполнял обязанности мажордома Екатерины, а она, видя преданность итальянца, просила, чтобы он все время находился рядом.

– Ваше величество, – объявил он с поклоном, – пришел сеньор де Гонди. Просит принять по важному делу.

Екатерина кивнула, и через минуту мажордом ввел невысокого полного господина, одетого на итальянский манер. Отвесив глубокий поклон, он приблизился и сказал по-итальянски:

– Ваше величество, мой посланник вернулся.

Королева жестом приказала фрейлинам выйти и, скрывая нетерпение, обратилась к флорентийцу:

– Рада вас видеть, сеньор Гонди. Рассказывайте.

– Сударыня, мне стало известно, что южнее Монферрана, в Лимэни, действительно есть деревушка Романьяк. Мои люди побывали там и провели необходимые расспросы. Интересующее вас семейство в самом деле проживало там, но и Мария, и Жером Дюваль уже умерли.

– И что же?

– Аккуратно расспрашивая соседей, мой посланник выяснил, что у четы Дюваль было двое детей, причем старший из них – не родной. Старуха Дюваль была женщиной крутого нрава и с ним обращалась неласково. Где-то пятнадцать-двадцать лет назад этот ребенок исчез.

Королева не смогла скрыть вздоха облегчения:

– Похоже, все совпадает.

– Да, сударыня, – ответил флорентиец, помедлив.

Екатерина внимательно посмотрела на собеседника:

– Вас что-то смущает, сеньор?

– Странно то, ваше величество, что мы не смогли узнать пол этого ребенка. Пятеро опрошенных утверждают, что это была девочка, четверо не менее уверенно заявляют, что мальчик.

Для Екатерины услышанное от сеньора Гонди стало полным подтверждением истинности рассказа Франсуа. А что до пола… Она была умна и понимала, как ненадежны могут быть свидетельства, особенно по прошествии стольких лет. Главное, что незаконнорожденный ребенок определенно был, он в самом деле воспитывался в той деревне и в той семье, которые указал Франсуа. А о том, кем в действительности был этот подкидыш, красноречиво говорит перстень с гербом Ла Туров.

«Благодарю тебя, Господи, за столь щедрый дар!»

Несколькими днями позже Франсуа был вызван к ее величеству. С замиранием сердца вошел он в покои королевы, не зная, чего ожидать от судьбы.

Екатерина, привычным взмахом руки удалив придворных дам, сразу приступила к сути:

– Мессир де Романьяк, некоторое время назад вы изволили поведать мне историю своего происхождения. Я предприняла меры для ее проверки.

Франсуа похолодел.

– Хочу повиниться: ваша история оказалась правдой, а мои сомнения – вздором. И теперь я раскрываю вам свои объятия, дражайший брат.

Недоумению молодого человека не было предела. Это что, шутка? Кто мог подтвердить его «правдивость»? Неужто в деревне забыли, что подкидышем была Бланка?

По-своему истолковав его растерянность, королева засмеялась:

– Как, любезный Романьяк, вы не знали, что я тоже из Ла Туров? Моя мать приходится родной сестрой вашей, а Жан Ла Тур-д’Овернь – наш общий дед.

Все еще изумленный таким поворотом событий, Франсуа сумел лишь развести руками:

– Ваше величество…

Екатерина, считавшая себя способной чувствовать фальшь, была несказанно рада его искреннему удивлению. Всё это правда, ни малейших сомнений! Более того, в действиях Франсуа не было корысти или тайного умысла, он вынужденно рассказал ей свою историю по ее же требованию. Как хорошо!

Франсуа торжествовал. Его обман удался! Не зря он рискнул и затеял столь смелую авантюру. Теперь он – брат королевы! «Что ж, начало положено, – радостно думал он, – но главное еще впереди».

По распоряжению Екатерины он был переведен в ее штат и теперь фактически выполнял обязанности ее личного секретаря. Через несколько дней после своего назначения Франсуа вслед за всем двором переехал в Фонтенбло. Здесь в середине ноября королева благополучно разрешилась девочкой, которую назвали Клод. Малышка была третьим ребенком Екатерины и Генриха, кроме нее у них была еще одна дочь, Елизавета, и старший сын – трехлетний наследник престола Франциск.

Едва оправившись после родов, королева призвала к себе нового секретаря. Ежедневно по много часов она диктовала ему письма.

Во Франции разгоралось нешуточное противостояние между католиками и гугенотами, и король Генрих, как ранее его отец, прилагал немалые усилия для подавления реформаторства в стране, всячески преследуя протестантов. Но те не сдавались, более того, многие знатные особы перешли на сторону гугенотов, и такое противостояние грозило королевству едва ли не расколом.

Екатерина как могла помогала супругу в деле сохранения католической веры. Еженедельно Франсуа писал под ее диктовку десятки писем, которые затем разлетались в разные уголки Европы. Королева просила, убеждала, уговаривала, обещала и даже грозила – все для того, чтобы привлечь на сторону Святого престола и своего супруга как можно больше сторонников в борьбе с реформаторством.

Весть о внезапно появившемся родиче королевы быстро облетела весь двор, он стал популярен, и вскоре «за заслуги перед Францией и по случаю рождения дочери нашей Клод» король пожаловал ему титул шевалье. Несколько раз случалось, что на торжественных приемах король заговаривал с ним, причем весьма милостиво, а для королевы Франсуа со временем стал поверенным в ее душевных делах.

А вот Диана де Пуатье его практически игнорировала. После истории с веером она подумывала, как наказать нахала – ведь нельзя же, в самом деле, позволить, чтобы хоть один человек при дворе не оказывал ей должного почтения! – как вдруг прошел слух, что Романьяк приходится кузеном королеве. И Диана сочла за благо оставить Франсуа в покое, но с той поры неизменно демонстрировала ему свое пренебрежение.