Питер Фехервари - Темный Клубок (ЛП)

Что-то тяжелое ударило по крыше вагона. Озадаченный Пава выглянул в скошенную смотровую щель, пытаясь разобраться в белом шуме метели и темноты. Над головой гвардейца раздалось царапанье, а затем лязг, с которым незваный гость скользнул на наружную площадку для техобслуживания. Кто бы это ни был, теперь он оказался между Андре и остальным составом. Внезапно Железнопалый осознал, насколько он одинок здесь, в кабине рулевого.

Он ещё пытался вытащить лазпистолет, когда распахнулась торцевая дверь.

Сержант Хизоба пробирался через сборище молчаливых солдат, втиснутых в вагон-казарму, и, бдительно выискивая признаки расхлябанности, делал очередной подсчет по головам. Некоторые бойцы молились, стоя на коленях, остальные же искали мудрости в писаниях Отца Терры, с торжественно-хмурым видом читая духовные памятки. Те, кто был посвящен в практики Нефритовой Струны, сидели в скрюченных позах и, закрыв глаза, медитировали на свои проступки. После бесчинства в салон-вагоне все они осознали угрозу порчи, преследовавшую ивуджийцев с момента посадки на магнитоплан.

«Иногда я чувствую, что сам поезд наблюдает за нами, будто злобный дух, — мрачно подумал Тьерри, — испытывает и соблазняет нас тысячью блестящих ловушек. Серебряный змей…»

Сержант по-прежнему сгорал от стыда, вспоминая проявленную нерадивость, но его окружали коварные и плодовитые семена разложения — от сладострастных картин, украшавших пассажирские купе, до превосходного алкоголя и экзотических деликатесов, упакованных в грузовых вагонах. Но хуже всего было ослепительные богатства, накопленные здесь! В первые дни многие Акулы набили себе карманы награбленным добром и склонялись под его тяжестью, будто свиньи, разжиревшие на позолоченных помоях, но Хизоба положил этому конец. Он пронаблюдал за тем, как всё воры до последнего выкинули свои безделушки за борт.

«Змей ненавидит меня за это, — решил Тьерри, — но и боится тоже».

Он уже добрался до передней стенки вагона, насчитав всего шестьдесят три Акулы. За вычетом тех, кто занимал посты вдоль поезда, здесь должно было остаться шестьдесят четыре бойца. Реми так и не нашелся. Парень, наверное, где-то отсыпался после очередного приступа трясучки, но никто не мог вспомнить, когда видел его в последний раз, и Хизоба поневоле забеспокоился. Сержант помедлил, не желая отвлекать товарищей от молитв.

«Сам его отыщу, — решил Тьерри. — Всё равно уже пора делать обход».

Вздохнув, он потянулся за своей шинелью с меховой оторочкой.

Сгорбившись над забрызганным кровью пультом управления, Уджурах дернул за рычаг в конце шестого ряда и завершил последовательность, которую вложил ему в голову Пустой. Где-то в хвосте состава разомкнулись магнитные крепления, и последний вагон повис на волоске. Чтобы оборвать его, потребуется личное вмешательство.

«Вот так машины расплетены и беззащитно разложены, поскольку глупы они!»

Формирователь наслаждался саботажем, поскольку разъединение вещей, состоящих что из плоти, что из металла или мыслей, было его истинным призванием. Весело ухнув, он прыгнул ко входу в купе и задержался у порога, смакуя повисший в воздухе сладкий аромат освобожденного мяса. Горькая Кровь хорошо поработал здесь.

— Святой Трон! — прошептал кто-то позади него.

Резко развернувшись, Уджурах оказался лицом к плоскому лицу с добычей, стоявшей на внешней площадке. Охотник метнулся вперед прежде, чем дозорный успел схватиться за оружие; его зазубренный клюв оторвал созданию морду в промельке багрянца, а парные клинки вонзились зверю в плечи, приковав того к месту. Не обращая внимания на судорожные подергивания изуродованного существа, Горькая Кровь поднял пойманную жертву и, гневно каркнув, сбросил её с поезда.

Внезапное появление часового привело Уджураха в ярость. Он выбрал время для атаки, чтобы идеально проскользнуть между патрулями плосколицых, но этот придурок — этот осквернитель! — застал охотника врасплох, опорочив совершенство его плана! На волне неистовства внутри Горькой Крови пробудился голод, призывая его остаться и насытиться трупом рулевого. Формирователь плотно захлопнул люк, пока выплывающий оттуда запах не одолел его волю.

«Один господин уже постыдно владеет мной. Я не поддамся больше никому!»

Уджурах запрыгнул на крышу следующего вагона, прямо в зубы сильнейшего ветра. Гнев сделал его неосторожным, и метель подхватила приземлившегося охотника, отбросив его к краю стремительного поезда. Катясь кувырком, Горькая Кровь цеплялся когтями за оледеневшую крышу, а вихрь завывал вокруг и трепал его перья-иглы. В отчаянии формирователь присел и, скакнув вперед, рухнул по центру вагона, а затем прижался к нему, будто костлявая улитка.

«Кровью ослепленный дурак!» — обругал себя Уджурах. После этого он понесся дальше, припустив на всех четырех лапах к хвосту состава.

— Собираюсь сделать обход, — пояснил Хизоба часовому, стоявшему у выхода из вагона-казармы. — Возможно, я задержусь.

Тьерри распахнул дверь, и внутрь ворвался порывистый ветер, присыпавший тамбур снегом. Несколько часов назад стояла тихая ночь, но затем метель вернулась, неся воздаяние. Сержант насупился, осознав, что едва может рассмотреть передний вагон сквозь пургу. Внезапно ивуджийцу показалось, что покинуть сейчас это пристанище — худшая идея в его жизни. Но что, если Реми пострадал?

Неохотно шагнув на переходную площадку, Хизоба захлопнул за собой дверь, отрезав себя от живущих. Один в вихрящейся белой пустоте, Тьерри посмотрел вниз и увидел ещё больше белизны, проносящейся между планками платформы у него под ногами. Чувство нереальности подавляло сержанта. Хотя Цепной Поезд был настоящим исполином, он мчался через снежную бурю в почти абсолютной тишине. Ивуджиец знал, что состав удерживает над путями какая-то техномантия, но ощущения от него были неправильными. Дома гвардеец ездил на трясущихся штуковинах, которые, будто старые вздорные супруги, были неразрывно связаны с рельсами, но этот голиаф казался поездом-призраком.

«Адской машиной, созданной, чтобы увезти армию проклятых в варп…»

Хизоба дернул книзу рычаг на двери впереди. Тот не сдвинулся.

«Окованной серебром ловушкой для грешных и неосторожных…»

Страх, ледяной и легкий будто перышко, погладил Терри по хребту. Сержант представил, как оказывается в западне между вагонами, не в силах пойти вперед или вернуться назад, пока его кровь замерзает, а плоть кристаллизуется, образуя стеклянную скульптуру. Будут ли бойцы смеяться над его безрассудством? Хизоба снова потянул за рычаг.

Часовой, стоявший у камеры узника, был явно испуган. Он оказался самым юным из Акул, виденных Мордайном, очевидно не старше шестнадцати. Как долго парень оставался один в тюремном вагоне, наедине с чужаком за окованной железом дверью?