Олег Пауллер - Псы войны. Гексалогия [СИ]

— Что сидите? Помогайте накрывать поляну! — скомандовал Акимцев своим коллегам.

После того, как Джин сбегал в столовую за хлебом, все это хозяйство открыли, порезали и начали выпивать и закусывать.

— Водка, конечно, хорошо, но как хочется дома, под соленый огурчик, картошечку отварную, под сальце! — капитан-парашютист мечтательно откинулся на кровати, дожевывая бутерброд с икрой после первой стопки водки.

— Не томи душу, капитан!

— Дома бы радовались, если бы принесли все это богатство. А сейчас оно мне в рот не лезет!

— Что ты заладил. Дом, дом, дом! — начинал психовать Акимцев. — И так на душе муторно, а он еще кота за хвост тянет!

— Не злитесь, Евгений! — миролюбиво произнёс Коренев. — Все пройдет!

— Что пройдет? Война пройдет? Жизнь пройдет? Правильно, все пройдет! Все абсолютно пройдет! У меня родится сын и вырастет, — взбеленился вдруг капитан-парашютист. — А я буду здесь торчать! Буду здесь учить новых и новых партизан как лучше убивать своих соплеменников! На хрена мне все это надо? Вот вы мне объясните!

— Родина приказала! Ты присягу давал! — попытался образумить его Белкин.

— Да, давал! Все, кто здесь сидит давали! А теперь объясните мне, на хрена я здесь воюю!!!

— Капитан, успокойся! Давай лучше выпьем?

— Выпьем, Ваня? — поддержал капитана Акимцев. — А что изменится? Ни хрена не изменится! Как ты понять не можешь, что мы здесь застряли до конца дней своих. А они могут очень скоро закончиться. Просто возьмут и закончатся.

В воздухе повисло молчание. Офицеры смотрели по сторонам, вспоминая дом, свои семьи…

— Молчите. Правильно! Устал я от всего это бля. ства! Сегодня пусть двух плохих, ну очень плохих людей пристрелили как собак. За что? Да, просто так, взяли и убили. Как-нибудь и нас пристрелят точно также.

— Евгений Николаич, ты же и не выпил ничего, а такое говоришь! Только стопку опрокинул, а так развезло. Это не годится, дорогой мой начальник! — Белкин начал быстро разливать водку. Протянул Акимцеву больше чем полстакана. Себе и другим налил много меньше: — Пей, друг, пей!

— Да, давай, — Акимцев немного успокоился и взял стакан. = За что выпьем, товарищи?

— Какая разница за что пить? — произнёс капитан-парашютист.

— За наши семьи! У меня, правда, пока нет ее…

— А у меня родители есть, сестра младшая, — поддержал тост один из занзибарских лейтенантов.

— Пардон, значит, есть семья. Вот и выпьем за наши семьи! Джин, а ты что не пьешь? Не будешь?

— Буду, но мне чуть-чуть. Я вечером еду в Габерон. Начальство заметит…

— Кто? Советники? Так они сами пьют как лошади. Сам как-то раз пил с ними, — засмеялся Белкин. — А может ты решил навестить Анну?

Коренев зарделся. Инструкторы встали, чокнулись и выпили до дна. С последним глотком у Акимцева куда-то делась душевная боль, но тяжесть осталась. Это была большая, щемящая тяжесть, которая переполнила все внутренности советского офицера. Сейчас в нём сидело два человека одновременно. Казалось, что полупьяное сознание разделилось на две части. Весь оставшийся вечер Акимцев просидел, уставившись в одну точку. Его тормошили, пытались вывести из ступора, втискивали в руку водку и бутерброды. Акимцев пил и закусывал чисто механически, не чувствуя ни вкуса водки и тех деликатесов, что жевал. Он не слышал, что ему говорил и сам не помнил, что отвечал…

Очнулся Акимцев только утром. Голова гудела, во рту словно стая кошек опорожнилось. Со стола уже было все убрано. Напротив сидел Белкин, со стаканом пальмового вина в одной руке и бутербродом в другой. Ждал.

— Иван, убери! — отмахнулся старший инструктор.

— Выпей, Женя, полегчает!

— Я вчера сильно перебрал, теперь неделю на спиртное смотреть не смогу. Это уже проверено!

— Выпей! Это тоже проверено!

— Ладно, давай! — Акимцев выдохнул, зажмурился и выпил четверть стакана тодди. У него появилось чувство, что оно вернется сейчас назад, но бутерброд, упавший сверху придавил его. — Вот гадость!

— Ну, как?

— Вроде отпустило, — Акимцев вытер тыльной стороной ладони испарину, что появилась на лбу. — Ты извини меня, Ваня, что накинулся на тебя вчера. Что-то накатило. Это я не со зла.

— Понимаю, Женя, понимаю. У самого на душе кошки скребли. Но ты меня опередил. Поэтому мне пришлось за тобой ухаживать…

— Меня что, рвало?

— Нет. Просто водку наливал, посуду убирал.

— Как остальные?

— Сначала удивились, потом посочувствовали. Много интересного рассказывали. Но кто-нибудь из низ обязательно настучит куда следует. Сто пудов!

— Кто именно?

— Скорее кто-нибудь из наших занзибарцев. Они оказываются хорошо знают майора Лунёва. Он раньше служил там, на Занзибаре. Коренев почти сразу уехал…

— Ладно, что-нибудь придумаю…

— Если дойдёт до туда, — Белкин многозначительно ткнул пальцем вверх, — тебя отзовут на Большую Землю…

— Ну и, слава Богу! Надоела эта Африка. Я ею нахлебался по самоё не хочу!

— А если спустят на тормозах, то тебя переведут отсюда в Гинкалу или куда-нибудь подальше, — Бели, казалсь, не слышал, что сказал Акимцев, — но свою майорскую должность ты потеряешь…

— Ну и хрен с ней! А что будет дальше?

— Для начала тебе надо будет рвать когти надо из этого бедлама.

В дверь настойчиво постучали.

— Кто там? Войдите! — хором произнесли офицеры.

На пороге стоял Джин, одетый в отглаженную и накрахмаленную мобуту.

— Евгений Николаевич! Подполковник Петров Вас вызывает в штаб.

— Ну вот, началось! — тяжело вздохнул Акимцев.

Караван покинул Ойо в субботу на рассвете. Носильщики шли по слоновой тропе быстро, почти не останавливаясь, поэтому полуденный дождь застал их всего в паре милях от цели путешествия. Здесь Изабо вновь удивила Шеннона. Вместо того, чтобы разбивать палатки и укрываться от дождя, она приказала колонне свернуть под покров гилеев и расположиться в гуще древовидных папоротников. Действительно, в глубине экваториального леса обрушившиеся с небес потоки практически не затронули Шеннона и его спутников. Одежда, конечно, намокла, набрав влаги, но это было самое большое неудобство. Когда дождь прекратился, Изабо скинула с себя бубу, отжала её и стала обтирать тело травой. Носильщики, а затем и оба коммандос последовали её примеру. Шеннон полулежал в своём типуа и наблюдал за их обнажёнными телами. Раненая рука распухла под намокшим бинтом и не позволяла двигаться. Закончив процедуру обтирания, люди сгрудились вокруг наёмника. Одни из них подняли типуа на плечи, другие стали разбирать грузы, третьи им помогали. Движение возобновилось и через полчаса команда Шеннона подошла к боме. В седловине их встретил Аб ла Крете. Увидев командира, возлежащего на плечах носильщиков, он нахмурился. Ему это явно не понравилось.