Владимир Васильев - Смерть или слава. Чёрная эстафета [сборник]

Он сел рядом с водителем и коротко кинул:

— Поехали.

Желто-черный автомобильчик азартно рванулся к летному полю.

Искомая яхта маялась в дальнем секторе космодрома, куда обычно сажали частников на маломерных звездолетах. Издалека она напоминала чечевичное зерно-переросток на толстых посадочных ногах. Скади сразу вспомнила известный шлягер какого-то русского маэстро — «Отдай мою посадочную ногу». Шлягер этот распевали по всем трем мирам Скарца уже лет пять и скорее всего будут продолжать распевать еще очень долго — маэстро блистал талантом не только в этой песне. Но имени его Скади все равно не помнила.

Вблизи стало очень заметно, что яхта торчит на стеклобетонном покрытии космодрома уже довольно давно. В местах, где ноги касались покрытия, намело небольшие барханчики мусора. Из щелей охладителя торчали стебельки молоденькой травы — семена занесло ветром, они и проросли. Охладитель-то начинает работать только перед стартом… На верхней части корпуса виднелись свежие и давние птичьи метки. Хоть и гоняли птиц с космодрома, здесь, в тихом секторе, они все равно резвились вовсю.

Автомобильчик замер перед сомкнутым шлюзом. Таможенники распахнули двери и синхронно ступили на стеклобетон. Скади и братья тоже с облегчением выбрались на освежающий ветерок.

— Славная посудина, — оценил таможенник-рядовой. — Я такую с удовольствием поимел бы…

— А ты разбираешься в яхтах? — спросила Скади с легким интересом. Сама она разбиралась. И неплохо.

— Разбираюсь, — кивнул тот. — Немного. Это яхта класса «50», сравнительно новой постройки. Ей лет семьдесят максимум. Новье, можно сказать. И состояние, как я погляжу, пристойное. По-моему, ей не часто в последнее время приходилось бывать в атмосфере. Глянь — даже опоры не окислились.

— Снимай ограничитель, — перебил его Луиджи. — И помолчи пока…

Рядовой скривил губы, но замолчал и послушно направился к шлюзу. Скади тем временем обошла яхту кругом и не нашла никаких следов былых повреждений, никаких признаков ремонта или регенерации. Яхта действительно была в превосходном состоянии. Увидеть бы ее до вынужденного четырехмесячного торчания под всеми ветрами и редкими дождями курортного пояса Ромы… Сияла, поди. Как хромированные стойки в баре «Заядлый яхтсмен» — Скади по долгу службы периодически приходилось бывать в этом примечательном баре. Да и не по долгу — тоже.

Таможенники без излишних промедлений сняли наклейку-ограничитель и обнажили пульт управления шлюзом. Когда Скади подошла, рядовой как раз пытался открыть внешние створки.

— Запаролено, — безнадежно вздохнул он. — Ваш выход, кудесники…

Братья Пануччи послушно взялись за чемоданчики. Насколько Скади знала, они еще ни разу не возились со шлюзами дольше пятнадцати минут.

— Луиджи. — Скади доверительно взяла сержанта за рукав. — Ты чего такой озабоченный? Я ведь вижу.

Каузио хрустнул пальцами на левой руке, потом на правой — еще один признак некоторой встревоженности.

— Мы проверили кредитку парня, которому принадлежал этот корабль, — сказал он с каким-то странным выражением — не то ожесточения, не то досады. — Во-первых, это вовсе не Бьярни Эрлингмарк, который привел «Карандаш» на Рому. Хозяином значится некто Войцех Шондраковский, вольный яхтсмен, пропавший без вести около двадцати лет назад.

— А кто выдавал визу этому Бьярни? — поинтересовалась Скади.

В принципе, если хозяин яхты погибал или исчезал без вести и не находилось законных претендентов на владение, яхта просто переходила в собственность того, кто первым на нее наткнется. Как правило. Но все равно после этого непременно следовало пройти перерегистрацию и уладить ряд формальностей с документами.

— Визу ему выдал сержант Дзарини. Скользящую, на трое суток, — сообщил Луиджи с прежним выражением.

— Понятно. — Скади кивнула. — Знакомый номер. Ни досмотра не надо проводить, ни бюрократией заниматься. Надеялся, поди, что этот ловкач спустя три дня уберется с Ромы, и делу конец.

— Меня другое пугает, Скади, — тихо сказал Луиджи Каузио. — Первый хозяин этой яхты, Войцех Шондраковский, исчез двадцать лет назад — скорее всего он мертв. Претендент — Бьярни Эрлингмарк — погиб четыре месяца назад, на третьи сутки своего пребывания на Роме. Я попытался отыскать его родственников — четыре с половиной месяца назад яхта «Ландграф», принадлежащая братьям Эрлингмаркам, Магнусу и Бьярни, перестала отдавать тики. А значит, практически со стопроцентной вероятностью погибла.

Скади слушала, забыв о том, что собиралась понаблюдать за работой братьев Пануччи. А Луиджи продолжал все тем же ровным и негромким голосом:

— На счет Шондраковского незадолго до смерти перечислен миллион пангала.

— Сколько? — Скади решила, что ослышалась.

— Миллион. У этого яхтсмена никогда раньше не было таких денег на счету.

Скади только головой покачала.

— За несколько дней до момента, когда тики с «Ландграфа» прекратились, на счет Бьярни Эрлингмарка также был перечислен миллион пангала; половина этой суммы в тот же день была снята и помещена на счет второго брата — Магнуса.

— И разумеется, у этих ребят до того момента сроду не водилось таких деньжат, — скорее утвердительно, чем вопросительно изрекла Скади.

— Разумеется. И последний штришок, — продолжал Луиджи. — Сержант Дзарини через неделю после гибели Бьярни Эрлингмарка был найден мертвым в собственной квартире. По официальному заключению — что-то с сердцем.

Каузио умолк. Скади некоторое время переваривала услышанное.

— А что у него со счетом? — спросила она.

— У Дзарини — ничего. Несколько тысяч. Вполне обычный счет.

Скади вновь умолкла. Молчал и Каузио.

— М-да, — наконец-то подытожила она. — Зловещая ях-точка…

Один из Пануччи, кажется, Дино, крикнул от шлюза:

— Эй, Скади, Луиджи! Готово.

Технари-механики не имели права открывать шлюз без формального приказа.

— Открывайте! — махнула рукой Скади и повернулась к сержанту. — Пошли… Посмотрим, что там внутри.

Внутри «Карандаш» был устроен, как и большинство пол-сотников. Внешние шлюзы — два; потом короткий твиндек, упирающийся в рубочную переборку; налево — рукав к жилым каютам и камбузу, направо — к сегментнику в грузовые отсеки.

Над сомкнутой перепонкой рубочного люка висела изящная табличка из неизвестного Скади, но на вид весьма симпатичного желтоватого минерала; мастерски выжженная на табличке надпись гласила: «Mobilis in mobile».

— Ну хоть здесь пароля нет, — довольно выдохнул рядовой, открывая створки. — Прошу, господа начальники.

Луиджи молча пропустил вперед Скади и вошел следом за ней.

Ничего экстраординарного в рубке не обнаружилось, хотя подспудно Скади ожидала каких-нибудь неожиданностей. Разве что немного удивляла развернутая аппаратура экспресс-анализа в небольшой смежной каморке-лаборатории. Что, спрашивается, мог исследовать яхтсмен-извозчик во время заурядного рейса? Образцы груза, что ли? Или рейс был вовсе не заурядный?