Владимир Васильев - Смерть или слава. Чёрная эстафета [сборник]

Чистяков тоже выбрался наружу. Ну и я вышел поглазеть на окрестности.

Кое-где над известковой равниной поднимались конические земляные холмы, густо заросшие кустарником. Два таких холма возвышались левее нас. Один чуть ближе, один подальше. И еще один маячил немного правее и впереди.

— Риггельд вроде бы говорил, тут каньон какой-то есть, — неуверенно протянула Юлька. — Что-то мне память отшибло после первого прыжка…

— Говорил, — подтвердил Костя Чистяков. — Он еще предлагал тебе в каньоне «бумеранг* спрятать.

Я мысленно щелкнул Чистякова по носу — напоминать о потерянном корабле сейчас совершенно излишне. Слишком свежа рана — вон как Юлька морщится. Но они правы, Риггельд действительно упоминал каньон. И рекомендовал нарезать кустарнику, чтоб спрятать корабль. Значит, рядом с каньоном должны быть эти самые покрытые зеленью холмики.

Точно, где-то здесь. Надо лишь поискать. Участок, где возвышаются холмы, не так уж и велик в сравнении со всей карстовой долиной.

— Пойдем-ка на бугорок поднимемся, — предложил Костя. — Осмотримся с высоты, то, се…

— Пойдем, — охотно согласился я и взглянул на Юльку. — Ты с нами?

Она кивнула.

— И я с вами! — заявил пацан, который, оказывается, тоже выбрался из вездехода и уже давно втихомолку подкрался и терпеливо подслушивал наш разговор. Его пожизненно удивленный сосед-американер неуверенно топтался рядом с поднятой дверцей вездехода.

Юлька взглянула на Борю и протянула руку:

— Держись, малыш!

Малыш храбро вцепился в ее ладонь.

— Мама говорила, что я уже большой, — сообщил он. — Поэтому я ни капельки не боюсь.

— Правильно, — согласилась Юлька. — Большой. Но мне кажется, нам всем скоро предстоит научиться бояться. И большим, и маленьким тоже.

«Ну и нервы у пацана. Мать на глазах погибла, а он о ней вспоминает — и ничего, — подумал я. — Не должно так быть. Разве так ведут себя внезапно осиротевшие дети? Впрочем, что я знаю о детях? Ровным счетом ничего… Я и видел-то их только издали».

Юлька несильно пихнула меня в бок:

— Чего задумался, дядя Рома? Пошли…

И мы двинулись к ближнему из левых холмов. Белесые известняковые глыбы во многих местах искрошились, просели и издалека напоминали неправдоподобно толстые и низкие кораллы. Бегать по такой долине — верный способ переломать ноги. Даже при ходьбе, когда внимательно смотришь куда ступать, и то недолго схлопотать вывих.

М-да. Нежные стали люди, как пересели с коней на космические корабли. Какой-нибудь мой земной предок, завернутый в шкуры и с тяжеленной дубиной наперевес, наверняка прошел бы по самым гиблым местам Ворчливых Ключей зевая и задремывая на ходу. Босиком. А мы, пока преодолели двести метров до ближайшего холма, слегка даже взмокли. По крайней мере я.

То и дело приходилось перешагивать или перепрыгивать через трещины; мы с Костей немного поиграли в баскетбол, а роль мяча выполнял Боря — не мог он самостоятельно перебраться через некоторые провалы.

Когда мы ступили на настоящую землю, обычный волжский суглинок, я облегченно вздохнул.

Продираясь сквозь густой стланик, мы достигли вершины. Видно отсюда было действительно получше, но никаких намеков на каньон все равно взглядам не открылось. Уныло поози-равшись на лысой как коленка вершине, мы собрались было тащиться назад к вездеходу, но тут Юльке взбрела в голову светлая идея позвать Фила, чтоб подогнал машину, и мне пришлось некоторое время надрывать горло. Слава Богу, докричался быстро, и американер примчался прямо на вершину. Я сам себе удивился — а сюда мы таким же манером приехать не могли? И зачем только ноги в этих дурацких зарослях макси-кораллов били?

Следующие полчаса мы шарили по округе в поисках каньона (на вездеходе) и наткнулись-таки на него. Не знаю, что подвигло Риггельда дать короткому и широкому карстовому разлому громкое название «каньон». Разлом напоминал царапину. Словно неведомый великан пропахал когтем местные известняки. Длиной — метров под сто. Шириной — около тридцати пяти в центре. По краям — чуточку уже. И совсем рядом — один из давешних холмиков с особенно густым кустарником у подножия.

— Ну и ну! — проворчала Юлька с сомнением. — И как бы я, интересно, сюда садилась, в каньон?

— На гравиприводе разве что… — оценил я. — Крылышки твои только помешали бы.

Юлька вздохнула:

— Это точно…

Чистяков и Фил глядели на нас с уважением. Да, им никогда не приходилось опускать на поверхность Волги звездолеты. А мы с Юлькой говорим об этом, как о чем-то обыденном.

Но все посадки для нее и для меня отныне в прошлом. Потому что чужие лишили нас кораблей.

Я до боли стиснул зубы. Будь проклят тот день, когда я получил депешу от Швеллера!

— Глядите! — прервала мои размышления Юлька. — Чтоб мне! Да вот же он, вход!

Сначала я пялился на ничем не примечательный вертикальный разлом-пещерку, а потом вдруг сообразил, что прямоугольное темное пятнышко под косым карнизом вовсе не тень необычайно правильных очертаний, а входной пульт-терми-налка. Цифровой замок!

В два прыжка я оказался рядом, забыв, что еще недавно опасался переломать ноги. Код, который сообщил мне Риггельд, я прекрасно помнил. И тут же ввел.

Известковая глыба в стене каньона вдруг дрогнула и отъехала на добрый метр, открывая щель-проход. Проход в кубический тамбур-шлюз. Я на такие вдоволь насмотрелся в шахтах астероидов Пояса Ванадия.

Чистяков тут же юркнул в проход, словно таракан в укрытие.

— Э! — запротестовала Юлька. — Корабля у меня, конечно, нету, но хоть вездеход ветками завалить надо? А ну, мужики, за ножи — и вперед, к кустам!

— Резонно! — вздохнул я. — Пошли, Фил…

Американер промямлил:

— А-а-а… Ножа… У меня… А-а-а… Нету…

— Дам я тебе нож, — еще раз вздохнул я. — Только ты меня не режь, ладно?

Фил принял протянутый клинок, повертел в руках и недоверчиво воззрился на меня. Ё-мое, он что, пленником себя считает? А в общем, хрен с ним, не до него…

— Костя! — позвал я. — Хватит сачковать! Кусты ждут!

Вездеход мы погребли под грудой веток довольно быстро.

Теперь казалось, что зеленая поросль в одном месте выбросила продолговатый язык и спустилась с холма на самое дно каньона. Даже красиво получилось, честное слово. Хотя я понимал: листья на срезанных ветках скоро пожухнут, и красота испарится без следа. И маскировка наша обернется своей противоположностью — грудой умирающих кустов рядом с живой зеленью.

Жаль, нет маскировочной сетки, как у запасливого Смагина. Только не буро-зеленой, а желтовато-белесой, под известняк. Тогда бы чистяковский вездеход точно никто не заметил бы.

Управившись, мы с Костей и несколько повеселевшим Филом вернулись к шлюзу и ступили на территорию риггельдов-ского бункера. Внутри он оказался чуть уменьшенной копией стандартного купола волжских старателей. Эдакий пузырь, вплавленный в толщу известняка. Перепонка почти посредине — пол; под полом — коммуникации, жилищная автоматика и батареи. Наверху — мебель и мелкие блага, которые напоминают нам людям, что мы все же цивилизованные существа. Правда, законы у нас все равно волчьи… Почти у всех.