Эльвира Смелик - Зови меня Шинигами

И чего так долго раскачивается? Самой, что ли, предложить?

Но парень будто прочитал Кирины мысли – а возможно, слишком красноречивыми оказались взгляд и выражение на лице! – расплатился с барменом за себя и за неё, спрыгнул с высокого стула, подошёл вплотную, ухватил Кирину ладонь.

– Пойдём! – потянул за руку, и у Киры даже сомнений не возникло: идти или не идти. Правда, она всё-таки спросила, чисто на автомате:

– Куда?

Зачем – и так ясно. И Кира нисколечко не возражала.

– Здесь близко.

– Это хорошо, что близко.

Тащиться слишком далеко не хотелось. Да они и маленькое расстояние не преодолели.

Когда выходили из бара, Кира запнулась. Её мотнуло, и она воткнулась в парня, припала к нему всем телом и смысла не увидела, чтобы отлипать, отодвигаться. Да и сам он не позволил, обхватил крепко, впился в губы.

Ввалились в первый же попавшийся тёмный двор. Кира прижалась спиной к стене. Для устойчивости. Обвила руками крепкую жилистую шею, запустила пальцы в волосы. Мягкие, шёлковые.

Да что там волосы? Когда есть губы. Когда есть руки. Они уже давно под Кириной рубашкой, скользят по спине, по животу. Поднимаются выше.

А потом вдруг резкий рывок. И Кира осталась у стены одна. А парень болтался где-то на расстоянии вытянутой руки. От Киры и от…

– Чего тебе надо?

– Идём.

И сразу ещё один рывок. За ворот рубашки.

– Отвали!

Кира ударила его по руке в желании освободиться. А впечатление, что не по живому, а по дереву. Или нет. По железу. Реакции никакой.

– Идём! – лишь чуть-чуть громче и напряжённей.

– Да сам ты… иди…

А парень стоял полувменяемый, даже с места не сдвинулся, переводил изумлённый, озадаченный взгляд с Киры на её белоголового приятеля и обратно, но вмешиваться не решался.

– Отстань от меня. Не видишь, я занята? – Кира дёрнулась назад. Понятно, куда, к кому. Не к этому же уроду.

Ткань рубашки затрещала, пуговицы чуть не поотскакивали. А фоном холодное:

– Обойдёшься.

– Да кто ты такой, чтобы за меня решать? – Кира ещё раз попробовала оттолкнуть руку, и к тому же попыталась пнуть в коленку. Но с координацией не очень было. – Что хочу, то и делаю.

– Мне твоя помощь нужна, а не очередное приключение.

Так ведь и дотащил до гостиницы, пропихнул в двери, ухватил понадёжней, чтобы Кира не сильно рыпалась, пока проходили через вестибюль мимо поста портье. Но рот ей не решился заткнуть, и Кира успела толкнуть целую речь о личной свободе, о её неприкосновенном праве заниматься сексом когда угодно и с кем угодно, особенно если очень надо, и ещё о чём-то. Слова сыпались изо рта и тут же забывались. А он молчал, непробиваемо молчал. Как будто волок не живую исходящую желчью Киру, а бессловесный мешок с мусором.

– Ты что, опять за мной следил? Да какое право ты имел лезть? Каким местом тебя касается моя личная жизнь? Или ты приревновал?

В трезвом уме она бы такого и не предположила. Только со злости, только из-за до сих пор не остывшего возбуждения, только по пьяни. А он втолкнул её в номер и спокойно сообщил:

– Ты меня не интересуешь как женщина.

Да Кира бы с ним и так – ни за что, никогда. Поэтому вдвойне, даже втройне обидно.

– А я и не сомневалась! – воскликнула она, пренебрежительно скривив губы. – Ты же не человек. Какие у тебя тут могут быть интересы? Да ты наверняка даже понятия не имеешь, что это такое. Ведь ты даже не зверь. Ты – существо. Оно. Средний род.

Каждое новое слово звучало всё громче, содержало в себе всё больше сарказма и презрения. Кира сама пугалась того, что говорила, но остановиться не могла. Как обычно. Злое и чёрное внутри вскипало, давило, рвалось наружу, и Кира не могла ему противиться. Иначе… иначе она просто взорвётся.

– У тебя даже имени нормального нет. Ты – нечто без названия. Или нет. Ты – ничто.

Одно стремительное, почти неуловимое движение, и слова застряли в горле. Дальше не пройти. Голова запрокинулась. Тоже как у зверя, демонстрирующего своё подчинение. Но ведь не добровольно, а потому что шею сдавили длинные жёсткие пальцы.

Сейчас сомкнутся плотнее, и Кира уже больше не сможет говорить. Никогда. И дышать тоже не сможет. У него хватит сил сжать кулак и превратить всё, что окажется внутри него, в бесформенное месиво. Или ещё одно выверенное движение, резкий поворот головы, хруст.

– Отпусти, скотина! – прорычала Кира, давясь звуками.

Отпустил, отвернулся.

Считает, она одумалась, испугалась, в страхе задавит в себе злость. Как бы не так!

– Стой!

Ага! Предполагал, она и дальше будет всего лишь орать, сыпать оскорблениями? Не ожидал, что ударит?

Не успел как следует увернуться. Чётко проступившие и побелевшие от напряжения костяшки Кириных пальцев проехались по его подбородку.

Вскользь. Жалко. Но можно же повторить.

Кира особо и не раздумывала, руки действовали сами.

Они знают, что делать. А Кира не знает. Среди плотно затягивающего сознание внутреннего мрака ошалело мечется мысль: «Опять! Зачем? Как же, как же остановиться?» А он умело отбивает удары, легко уходит от Кириных кулаков, особо и не напрягаясь.

Нет! Она его достанет. Достанет. Должна достать.

Злость закипает всё сильнее, рвётся наружу из каждой поры, дрожит в каждой мышце. В голове темнота. Силы не кончатся, Кира не успокоится, пока…

Он прекрасно понял про «не успокоится» и «пока», и больше не стал тратить время на бесконечные увёртывания и защиту. И он не промахнулся, конечно же. Не вскользь, а прямо, точно, прицельно. Жёстко, но, скорее всего, не во всю возможную силу. Для Киры и меньше, чем половина, хватит.

Голову резко отбросило назад. Слишком резко. Сейчас шея не выдержит, сломается, позвонки раскрошатся, распадутся.

Искры из глаз. Чёрные. Внутренняя темнота вылетает наружу и взрывается осколками. И боль – не сразу, а переждав секунду, наполняет сознание, занимая освободившееся место.

Кира отлетела, рухнула на пол.

Но плевать. На боль, на темноту, на кровь, текущую из разбитых губ, на всё. Она поднимется. Она не уступит. И хотя челюсть почти не слушается, изо рта рвётся с ненавистью:

– Ты… как… ты…

Подошёл, смял в охапку, легко оторвал от пола и уверенно поволок куда-то, не обращая внимания на Кирины трепыхания, тычки и пинки.

В ванную. Припёр к стене одной рукой, второй вырвал из подставки шланг душа, направил лейку прямо в лицо, и пока Кира ошарашенно пялилась на круги чёрных дырочек, отпустил её, чтобы крутануть кран.

Ледяная струя ударила в упор, обожгла кожу. Кира задохнулась, захлебнулась, попыталась закрыться ладонями.

– Хватит! Хватит! Хватит!

Опустил душ, но не заметил, что не до конца, и теперь струи хлестали по коленям.

– Хватит, – всхлипнула Кира чуть слышно, вдавилась лопатками в холодный мокрый кафель. И затылком. А плечи потряхивало от беззвучных рыданий.