Александр Калмыков - Спасатель 2 (СИ)

Когда по моим прикидкам до города осталось верст пятьдесят, проводники заявили, что мы пересекли границу княжеств. Визуально, правда, она никак не отмечалась, но мы поверили на слово и дальше продвигались осторожнее, усилив дозоры. В муромские селения Ярик приказал не заходить, и дружинники послушно проезжали мимо, не пытаясь наладить контакт с местным населением. Селяне тоже свое присутствие нам не навязывали, сохраняя настороженный нейтралитет.

На другой день, когда до Мурома осталось меньше одного перехода, разведчики донесли, что впереди лежит обширное поле, а на нем нас поджидает посольство. Чтобы сильнее поразить своих муромских не то недругов, не то подданных, князь приказал разделить полк на три колонны - одну направить прямо вперед, а другие вести справа и слева на расстоянии версты от основного отряда.

Делегация Мурома, хотя и довольно многочисленная, явной опасности не представляла, так что мы с Фролом, не ожидая подвоха, отправились вперед с целью уточнить, что там да как. Муромчане расположились на небольшом холмике, откуда было хорошо видно все наше войско, а их посольство состояло из нарочитых бояр и местного клира во главе с самим епископом. Воинов при них было раз два и обчелся, да и те такого же пожилого возраста, что и бояре. Из всей дружины, которую в том году увел на войну князь Юрий Давыдович, никто домой не вернулся, и витязей в городе практически не осталось.

На нас муромляне смотрели недобро, но без особой злости, скорее, оценивающе. То, что мы с Капецей подъехали без щитов и шеломов, бояре сочли добрым знаком и довольно зашушукались. Но епископ стоял неподвижно и, не моргая, смотрел на непрошенных гостей.

По возрасту Ефросин пребывал в самом расцвете сил и едва ли перевалил за пятый десяток. Даже седых волос в его бороде было так мало, что, как я слышал, он специально зачесывал их вперед, дабы казаться солиднее. Что еще примечательно, на книжного червя иерарх совсем не походил. Иногда в епископы ставят монастырских затворников, но Ефросин явно не из таких. Судя по ухваткам, он мог и княжеством наместничать, и город к обороне готовить.

Как главный советник великого князя, я первым поприветствовал Ефросина, не забыв сказать все положенные фразы, а затем процедуру повторил Фрол. Епископ свою паству встречал хотя и чуть надменно, но без вражды, однако о деле мы ни словом не обмолвились. Обе стороны пока дели вид, что просто проезжали мимо и встретились случайно.

Видя, что все идет мирно, князь тоже подъехал к холмику. Ярик, будучи хозяином великого княжества, встретил епископа как равного. Даже когда, испрашивая благословления, он именовал священника “отцом”, было видно, что это лишь дань вежливости.

Оценивающе смерив маленького князя взглядом, епископ задумался, с кем вести переговоры, - с достаточно разумным, но все же малолетним самодержцем, или все-таки с его боярами. Наконец, чтобы никого не обидеть, Ефросин начал держать речь ко всем сразу, переводя взгляд то на Ярика, то на нас с Фролом:

— С чем пожаловали в Муромское княжество?

— Первое дело - нам надобно окрестить пятьсот человек куманов, - дипломатично начал я с пряника. - Среди крещеных половцев оказалось немало язычников, и их вместе с женами и чадами необходимо обратить в истинную веру. Полагаю, такой обряд лучше провести нашему епископу, чем рядовому священнику.

Ефросин приманку не проглотил и вообще отнесся к шансу совершить духовный подвиг равнодушно:

— Сделаю, когда в рязанские земли наведаюсь. Погода теплая, загоним всех в речку и скопом окрестим, как когда-то Добрыня (* реальный прототип былинного персонажа) новгородцев. Или пусть не ждут, а сядут в кибитки и сами приедут, для них-то путешествовать дело привычное. А какие у вас еще дела?

— Поминки вот тебе Ярослав привез, - низким басом прогудел Фрол, и, услышав упоминание о подарках, вперед тут же выскочили отроки с тяжелыми сундучками.

Однако Ефросин, хотя и бросил пару благодарственных слов, но на дары даже не взглянул, и понять его можно. Останется он на прежней должности, так будет у него всего в изобилии. А ежели Ярику с монголами придет в голову турнуть Ефросина взашей, то бывший епископ станет бедным изгоем.

Но пока иерарх все еще оставался на своей должности и на правах хозяина продолжал задавать интересующие его вопросы:

— Я слышал, вы Рязань восстанавливать не схотели. А в Царьград посольство для чего отправили? Будете решать, где второй кафедральный храм разместить вместо сгоревшего?

— А что тут думать, - небрежно взмахнул рукой Ярик. - Переяславль-Рязанский я переименую в Рязань, а Борисоглебский собор станет кафедральным, да не вторым, а первым.

— Так вы что, - повысил голос епископ, - Муромо-Рязанскую епархию надвое делить задумали или как?

Такой прямой вопрос требовал честного ответа, да нам и нечего было скрывать, и Ярослав возмущенно всплеснул руками:

— Боже упаси, ни в коем разе! Мы лишь хотим, чтобы она отныне именовалась Рязанско-Муромская.

Насколько мне известно, разговоры о необходимости переименования епархии велись все сорок лет ее существования, еще с тех пор, как она отделилась от Черниговской. Но до официальных прошений дело так и не доходило и все ограничивалось словами да благими пожеланиями.

— Вот как, - епископ даже вроде чуть улыбнулся. Перенос кафедры в великое княжество, где находилась большая часть паствы, выглядел совершенно логичным и нужным, тут возразить нечего.

— А послы мои должны вот что обсудить с патриархом, - нанес последний удар Ярик. - Раз я князь Великий, то и епархия моего великого княжества должна стать архиепископством.

От приставки “архи” у Ефросина кровь мгновенно ударила в голову, он побагровел и начал часто дышать. Еще бы, смена статуса кафедры автоматически означала и повышение сана архиерея. Если, конечно, он сумеет сохранить свой пост, что в эти лихие времена гарантировать невозможно.

Мы дали Ефросину время успокоиться, и через минуту, придя в себя, иерарх сделал “покерное” лицо и нарочито равнодушным тоном вопросил:

— И для того, чтобы рассказать мне новости да преподнести ларец с олафой, понадобилась тысяча витязей в бронях, или сколько вы там привели?

Еще древний писатель двадцатого века Паркинсон в своих наставлениях писал, что врать нехорошо и неумно. Поэтому о численности дружины я лгать не стал и обратился к монгольскому сотнику:

— Барын, сколько ты у нас всадников насчитал?

— С моими почти две тысячи комонных, - на ломаном русском честно ответил монгол. Я же спрашивал не о воинах, а о конных людях, так что он ни слова не соврал.

— Две тысячи, - как бы насмешливо, но в то же время с еле скрытой тревогой повторил епископ. В его глазах явно читалась мысль - а не перенести ли свою кафедру вместе с сокровищами и библиотекой в Переяславль прямо сейчас, пока Муром еще не сожгли.- Зачем столько воев? Времена ныне, конечно, тревожные, без телохранителей никак. Но я еще не изумился (* не выжил из ума), чтобы поверить, будто для охраны князя от разбойников надобно двадцать сотен мечников. Так куда вы дальше путь держите?