Александр Калмыков - Спасатель 2 (СИ)

О том, что он безоружен, отец Григорий спорить не стал, и, лишь едва заметно усмехнувшись, серьезно ответил:

— Времена меняются. Никогда доселе набеги степняков не были столь разорительными. Но ныне татары сожгли несколько княжеств, могли уничтожить и наш Козельск. И чтобы выжить, нам приходится меняться свои привычки.

Мануил коротко кашлянул, напоминая, что нечего отвлекаться, и перешел к делу:

— Михаил, хочешь помочь нашему императору?

Пират выразительно повел плечами, дескать, кто же против, но так как отблески факелов и фонарей давали мало света и его жест мог остаться незамеченным, подтвердил устно:

— Конечно.

— А хочешь ли ты хочешь освободить от латинян еще одну область? - продолжал допрос Контофре.

— А то ж. Могу и в морском бою пригодиться, а если надо, мои люди и на суше сражаются неплохо.

— Сражаться не нужно. Требуется всего лишь доставить эпистолию. Вот эту. Взгляни-ка.

Покрутив в рукав свернутый рулон пергамента, Пиргос взял висящую на шнурке печать и повернул ее к свету:

— Ого, печать афинского герцога. Покойного, как я полагаю.

— Верно, - подтвердил Контофре. - И то, и другое верно. Печать настоящая, а мегаскир убит.

— Наверно, - продолжил пират свои умозаключения, - в послании написано о победе франков.

— Ага, - улыбнулся во весь рот мегадукс флота, радуясь догадливости своего протеже.

— И верно, предлагается устроить совместную вылазку, чтобы отнять у Ватаца побольше земли, пока он еще не собрал новой армии?

— Все так и есть. Франки спешно уплывут, а тут явимся мы, о-ха-ха. Михаил, если тебе удастся обхитрить латинян, ты получишь столько золота, что будешь до конца жизни сидеть на берегу в своем имении. Хочешь, основывай свой монастырь. Хочешь, займись морской торговлей, благо, венецианцев мы прижмем. Главное, чтобы тебе поверили.

- Если мне доверял даже старый водоницкий маркграф, знающий меня, как облупленное яйцо, то барон тем более поверит - без лишнего хвастовства заверил пират. - Ведь ему так хочется услышать о победе латинян и о возможности вдоволь пограбить, что он примет эти известия за чистую монету. Это все равно, что сказать моим ребятам, - эй, смотрите, там везут султанский гарем. Они же тут же потеряют голову. Хм, прости, святой отец.

Контофре уже знал, что пират обычно предпочитал помалкивать, но если уж начинал говорить, то остановиться не мог, и поспешил прервать его речеизлияния:

- Хорошо, хорошо, на твой счет у нас сомнений нет. Но можно ли довериться в таком деле твоим людям?

- Примерно половине можно доверять наверняка, - без раздумий ответил Михаил. - Для управления судном этого достаточно, а драться нам не придется. И не видать мне больше добычи, если в тот же день, когда я передам пергамент, латиняне не начнут собираться в поход.

- Раз ты согласен, - подал голос епископ, - подведи сюда доблестных эллинов, и я благословлю их на святое дело.

Брешия. Ломбардия.

Привыкший вставать рано, Тимофей Ратча вскочил с постели, едва за пологом шатра забрезжил утренний свет, и, выйдя на улицу, первым делом с надеждой посмотрел на небо. Но, увы, оно все еще оставалось ненастным. Хотя Италия и славилась своей солнечной погодой, но сейчас западный ветер нес с океана влажный воздух, собиравшийся в тучи, то и дело проливавшиеся на землю дождем.

Послюнявив палец, как обычно делают лучники, определяя ветер, Ратча поднял руку, и досадливо поморщился. Порывы слишком сильные. При таком шквалистом ветре шар не подымешь - канат тут же лопнет и аэростат унесет ветром. Император, правда, сделал целых два экземпляра монголвиера, по образцу, полученному от русских послов, только увеличенного размера. Когда погода стояла летная, один шар обычно прогревали, наполняя дымом, а второй дежурил в воздухе, проводя разведку и наводя страху на брешианцев. С большой жаровней, подпитывающей оболочку горячим воздухом, аэростат мог, в зависимости от погоды, держаться в небе до получаса, а то и больше. Когда же летательный аппарат доверили пилотировать самым маленьким и худеньким пажам, какие только нашлись в армии, то полетное время выросло до часа.

Но в такие ветреные дни как этот, полеты не проводились. Хотя воздушная эскадра и состояла аж из двух аппаратов, это вовсе не значило, что можно рисковать ценным имуществом. И ладно, если упадет только шар. Дырки залатают, или сошьют новый, невелика потеря. Но при падении может пострадать бесценный прибор. Один раз уже случилось страшное. От сильного порыва выпала плохо закрепленная обзорная труба, причем именно та, что помощнее, с двенадцатикратным увеличением. К счастью для пилота, он свалился вместе с трубой и скончался мгновенно, тем самым избегнув неминуемых пыток. В следующий раз император самолично привязал к корзине свою последнюю трубу, и вообще, приказал ограничить использование летчиками оптики и брать зрительную трубу только в каждый второй полет.

Но, с монголвиером, или без него, в плохую погоду, или в хорошую, осада мерно шла своим чередом. В июле, с подачи послов великого князя, Фридрих согласился выступить сразу, не дожидаясь подхода подкреплений. Императорское войско окружило мятежный город плотным кольцом и принялось методично строить осадные орудия - тараны, самоходные башни и камнеметы.

Поначалу брешианцы не особо встревожились. Город был хорошо укреплен, в нем имелись источники воды и достаточные запасы пищи, а оружейники Брешии славились на всю Италию. Кроме того, Фридрих неосмотрительно начал осаду в самые жаркие месяцы, и в его лагере непременно должен был начаться мор.

В первый месяц отважные горожане делали вылазки, как днем, так и ночью, стараясь перебить как можно больше осаждавших и сжечь их орудия. Но валы с частоколом, возведенные по настоянию Ратчи, надежно прикрывали лагерь императорской армии, и в сражениях брешианцы понесли серьезные потери, при весьма скромных успехах.

К тому же случилось так, что эпидемии раньше начались в самом городе, в то время, как имперцы были словно заговоренные и совершенно не страдали от болезней.

Непоправимый ущерб Брешии также нанес произведенный германцами обстрел зажигательными снарядами, нацеленный на городские амбары. Соглядатаи Фридриха, сидевшие в корзине под летающим шаром, указывали мастерам метательных машин, куда целиться, и те смогли, меняя настройки своих камнеметалок, забросить горшки с горящим составом прямо на зернохранилище.

Взобравшись на вал, Тимофей посмотрел на север, в сторону города, и привычно залюбовался открывшейся ему картиной. Его взору предстали предгорья Альп, высившиеся темно-синими исполинами и почти сливавшиеся с темными тучами, закрывшими все небо. У самого подножия альпийских склонов и располагалась Брешия, закрытая с четырех сторон почти правильным квадратом стен. Ратче, правда, были видны лишь южная стена и старая римская крепость, возведенная на высокой скале. Целиком город можно рассмотреть лишь с высоты птичьего полета, а такого здоровяка, как Тимофей, или скажем, Фридрих, аэростат оторвать от земли не мог.