Александр Калмыков - Спасатель 2 (СИ)

А вот, у самого большого шатра, и предводители победоносных эллинов. Уселись на походных лавках и стульчиках, и хихикают, как школяры, задумавшие шкоду. Деспот, правда, деликатно прикрывает рот, дабы не ронять достоинства. Русский епископ мечтательно улыбается, глядя куда-то вдаль. Но Никифор и Проня просто хохочут, схватившись руками за животы, подобно простым щитоносцам, услышавшим скабрезную шутку про императора.

- Слава вам, стратиги! - несколько наигранно поздравил флотоводец своих сухопутных коллег. - Сильнейший, преосвященнейший, дукс, боярин, - перечислял Контофре всех в порядке старшинства. На поле боя было не до дворцовых церемоний, и военачальники, включая архиерея, приветствовали друг друга простыми кивками. - У вас все получилось отлично.

- Мы же еще даже не начали… - удивленно вскликнул Проня, но тут же, поняв, о чем идет речь, пренебрежительно махнул рукой. - А, ты о побитых афинских латинянах. Ну да, мы их расколошматили. Почти все рыцари здесь и полегли. Но сейчас мы заняты по настоящему важным делом, и ты можешь нам помочь.

Зрачки у флотоводца немедля расширились, словно у кота, завидевшего мышь, и Мануил весь превратился во внимание. Если покорение Афинского герцогства для русских ерунда, то что же они еще задумали, и какой прибыток эта задумка принесет мегадуке?

Долго растолковывать флотоводцу придуманный план не пришлось. Едва прочитав тщательно составленное письмо, Контофре сразу сообразил, в чем заключается замысел стратигов. Довольно подбросив на ладони свернутый рулон пергамента, как бы представляя на его месте кошелек с золотом, Мануил тут же перешел к делу:

- Так, могу вам поклясться, что морем никто из Малиакского залива не ускользнет, чтобы разнести весть о поражении. Об этом можете не беспокоиться.

- Но кто достанет послание? - Осторожно спросил Никифор. - Нужен франкский корабль.

- Франки Афинского герцогства своего флота не имели, но держали пиратов. Чаще, венецианцев, с которыми нам, никейцам, договориться сложнее. Иногда генуэзцев, и совсем редко, православных. Но тут в Молосе проживает некий Михаил по прозвищу Пиргос. Человек это праведный. Когда Михаилу случалось грабить православные земли, то церковные имения он не трогал. Ну и я с ним смог столковаться. Мы пропускаем его в туркские воды за малую долю добычи, и при надобности снабжаем корабельными материалами, а он не трогает наше побережье и делится вестями.

- Пропускаешь пирата? - переспросил боярин, полагая, что он неправильно понял греческие слова.

- А что, - искренне удивился флотоводец, - море огромно. Наши корабли можно по пальцам пересчитать, и выследить всех пиратов просто невозможно. Так бы он грабил наши дома, а не чужие. К тому же с султаном у нас мир, и персидских купцов мы обирать не можем, а вот Пиргос это делал охотно. Он не боялся никого, и всегда возвращался с добычей, часть которой перепадала и нам.

— Да, Пиргос отважный человек, - поддержал Пьетро кандидатуру образцового пирата. - Если надо, он поплывет даже и ночью.

Мануил Контофре с интересом взглянул на молодого сотника, которого он не замечал среди стратигов прежде, когда перевозил войско в Грецию. Сотник годами еще юн, ростом невелик, и плечи у него невыдающиеся. Но, видать, парень способный, раз выслужился в бою.

— Знаешь его, ломбардец?

— Слышал, - неопределенно ответил Пьетро. - В шторм или в бою Михаил отважен, добычу всегда делит честно, и слово свое держит твердо.

— А ты сам-то откуда?

— Из Генуи, - гордо вскинул голову полусотник. - И в моряках немного разбираюсь.

— Вот как? - Мегадука заинтересовался еще больше. - Знаешь, а мы вскоре ждем генуэзских послов, и уже не секрет, зачем - чтобы договориться о совместных действиях против венецианцев. Так ты бы мог поучаствовать в переговорах.

— Не-не-не, - замотал головой полусотник, - лучше отправлюсь в плаванье с боярином. А со своими земляками мне лучше не встречаться. Еще узнают… Я, правда, еще отроком сбежал из дома, но мои грешки наверняка еще помнят.

— Как знаешь, - пожал плечами флотоводец, и снова вернулся к делам. - Итак, я действительно предложу Михаилу отправится немедля, прямо в ночь. Боярин же с дружиной утром спокойно соберется, погрузит на корабли жранье и свою артиллерию - доспехи, щиты, стрелы, дротики, длинные пики, При этом мы будем говорить всем, что плывем в Эвбею. Да, кстати, на остров действительно надо высадить пару отрядов. И еще, вы, верно, забрали из крепостей почти всех воинов, а солуньский император может напасть в любой момент. Давайте я отвезу сотню человек в Платамон. Морем туда добираться быстрее.

Мегадука говорил дело, но отдавать даже полсотни псилов никому не хотелось. Вымуштровав за последние недели из обычных селян неплохих воинов, стратиги вложили в них частичку души, и потому не желали с ними расставаться. Впрочем, в крепости можно направить легкораненых воинов. А вот сколько людей и коней отправить в морской поход с Проней, договорились не сразу.

Наконец, окончательно согласовав планы, дукс Никифор решительно поднялся и протянул козельскому епископу свернутый пергамент с висящей на шнурке печатью герцога:

- Владыка, благослови.

Но тут возникла маленькая заминка. Архиерей не возражал против маленького обмана, но полагал невозможным совершить обряд освящения блазнительного письма.

Стратиги тут же недовольно зароптали, и больше всех горячился Проня, чувствующий себя отчасти виноватым. Ведь это же его епископ отказывается сделать доброе дело.

- Это не извет, - возмущался боярин, - а просто воинская хитрость. Вот когда ратники копают на поле рвы и закрывают их дернами и травой, это же не считается обманом, правильно? Или когда мы посадили на коней отроков, и те пугали латинян, подумавших, что видят грозную конницу. Ты же сам их напутствовал!

— То другое, - медленно вздохнул Григорий. - Там недруги просто не разглядели, кто перед ним. А тут мы сами написали от чужого имени пре-лестную грамоту.

— И что же, - наклонившись над священником, возмущенно прогудел Контофре, от волнения едва не переходя на родной франкский язык, - отказаться от задуманного? Замысел-то хорош.

С этим епископ был полностью согласен. Речь шла о возвращении исконно греческих земель в состав империи, и душевные терзания отдельного индивида тут были неуместны. Но, с другой стороны, добиваться желаемого обманом тоже не совсем правильно.

Пока священник думал, его соратники становились все мрачнее. Для православных любое важное дело, начатое без благословления, не может иметь успеха. Дукс с деспотом даже переглянулись, одновременно подумав об одном и том же - вызвать менее щепетильного архиерея из Фессалии.