Александр Калмыков - Спасатель 2 (СИ)

Еще одна знатная пленница - Элжа де Летторе, о численности гарнизонов и расположении крепостей вовсе ничего не знала. Она всю жизнь провела на острове Наксос, в одноименном поселке, гордо носившем титул столицы Островного герцогства, и ко двору афинского герцога прибыла только недавно.

Едва стратеги закончили с опросом пленных, как к импровизированному штабу едва ли не бегом подошел полусотник Пьетро, ведущий какого-то невзрачно одетого франка.

Дукс Никифор лишь равнодушно скользнул взглядом по неказистому пленнику, но деспот, заподозривший что-то интересное, присмотрелся к добыче внимательнее, а боярин даже привстал от нетерпения:

- Это нотарий герцога? - с придыханием спросил Проня.

- Помощник писца, - уточнил генуэзец. - А вот тут, - Пьетро бросил на землю объемный мешок, - письма герцога. В основном, переписка с вассалами, договора с рыцарями и послания эвбейцам. Для каждого отосланного письма обязательно сохранялась копия.

- Это все хорошо, но … - разочарованно протянул деспот, ожидавший нечто большее, однако тут же замолчал, увидев торжествующую улыбку Пьетро, протянувшего ему печать. Взяв ее в руки, Мануил Дука внимательно рассмотрел находку:

- Неужели, большая печать афинского мегаскира? Да, я узнаю ее. Когда-то мне приходили послания, заверенные ею. Должен признать, вещь ценная, даже весьма. Но, - с сожалением констатировал деспот, - проку от нее теперь нет. Герцогства же фактически не осталось. Мы его скоро займем, как и Эвбею.

Однако, Проня с сюзереном Фессалии не согласился:

- Для тех, кто не знает о поражении афинского войска, печать де ла Роша все еще имеет силу. А не знают многие. По дорогам вести разносятся медленно, а море охраняют корабли Контофре.

- Да, верно, - оживился Мануил Дука Комнин. - В отдаленных землях эпистолию, скрепленную этой печатью, примут за подлинную.

- И можно от имени герцога получить большие займы у венецианцев, - хохотнул игемон Феодор. - Например, под залог его имений. И нам выгода, и врагов разорим.

- Да, пожалуй можно потрясти лихоимцев, - неуверенно кивнул Проня, - но это нечестно. Я вообще-то не для корысти просил разыскать печать, и совсем иное замышлял.

- Ах, значит ты еще давно эту затею придумал? - изумился Никифор

- Верно, давно, только не я сам, а наш вещий воевода. Он знал, что если мы начнем рьяно освобождать Фессалию, то латинянам это может не понравиться. Гавриил был уверен, что мы разобьем франков, и советовал после победы скорее разыскать хотя бы малую печать, чтобы именем герцога отправить эпистолу врагам православных.

- И я знаю, кому мы напишем послание о победе герцога, - хитро улыбнулся генуэзец. - Жак, возьми старый использованный пергамент, положи вот на угол стола и пиши: Достославному барону… Или как его лучше титуловать?

Франкский писец, быстро сообразивший, что он до зарезу нужен победителям, уже преисполнился чувством собственной значимости и позволил себе высказать личное мнение:

- Мессир, разрешите мне самому разобраться с титулатурой. И еще. Послание должно быть кратким. Когда мы пишем письма прямо в поле, да к тому же второпях, после битвы, то витиеватости совершенно неуместны. Так что просто скажите мне имя адресата, и о чем вы его просите, а остальное я сделаю сам.

- Сделай, сделай, родной, - умоляюще вскричал боярин - И если грамотке поверят, то можешь просить… можешь просить… Да что угодно, хоть луну с неба, поджаренную на сковородке.

Жака не нужно было уговаривать. Он достал из мешочка письменные принадлежности, торопливо очинил перо, а потом старательно заскрипел им, предвкушая себе, как будет вскоре тратить богатство, которое на него свалится. Совесть его при этом нисколько не мучила.

Понаблюдав с минуту, как перо скребет пергамент, Проня вдруг вспомнил, что кое-что упустил:

- Послушайте, полководцы, придумайте, как нам лучше послание доставить. Ну вести же его на никейской галере!

- В Молосе остались кораблики, - заметил Константин Кавасил. - Я видел, как они вышли в море, а потом наши катерги отогнали их обратно. Можно договориться с кем-нибудь из судовладельцев, предложив хорошую плату и взяв в залог его семью.

Быстро закончив с письмом, и даже не посыпав пергамент песком, черновик же, помощник нотария протянул его дуксу, в котором угадал главного.

Никифор, наблюдавший всю возню с подложным посланием сначала с изумлением, а после со все возрастающей надеждой, взяв грамотку, вдруг улыбнулся и вкрадчиво поинтересовался у боярина:

- Игемон, а что ты планируешь делать дальше?

Василий Дмитриевич задумчиво возвел очи горе, постучал пальцами по столу, поерзал на сиденье, смущенно прокашлялся, и мог бы еще долго так собираться с речью, если бы его не выручил деспот:

- У нас достаточно воинов, чтобы без труда занять Фивы и Афины. Так что, полагаю, можно собрать небольшой отборный отряд и посадить на корабли. Жаль, что я сам не могу в этом поучаствовать. Мне нужно вести фессалийцев.

- И я не могу бросить доверенное мне базилевсом войско. Да и Кавасилу своих всадников тоже никак не оставить. Василий, а вот тебя могу отпустить - подытожил дукс. - Задумка твоя, так как же тебе в ней не поучаствовать.

*

Для составления окончательных планов еще требовалось согласование с флотским начальством, но мегадука флота Мануил Контофре уже ехал в бывший лагерь крестоносцев. Формально, его должность была выше, чем у обычного дукса, без приставки “мега”. Но василевс велел выполнять все просьбы Никифора, и потому, едва получив приглашение явиться, флотоводец немедля отправился в путь.

Мегадуку сопровождал усиленный конвой из двух десятков всадников, предусмотрительно выделенных полководцем. Латинян в окрестностях, конечно, уже не осталось, но опасность для Мануила могли представлять и свои же греческие рекруты. Контофре, с его рыжими усами и кудрями, а также с бритым подбородком, вполне могли принять за франка, которым, он впрочем, и являлся, и потому охрана была совершенно необходима.

Мануил, еще издали завидев целый палаточный городок, сначала не мог поверить, что грекам удалось разгромить такую армию. Ведь он точно знал, что с малоазийского берега сюда привезли лишь считанные сотни копейщиков. Однако, это случилось. Вокруг одни греки, а латинян вовсе не видать, и лишь к северу от лагеря суетились крестьяне, собирая павших.

Зато сколько вокруг добычи! Заходящее солнце освещало горы стальных и бронзовых кольчуг. Повсюду лежат стопки дорогой одежды. Серебро вообще взвешивали на больших торговых весах, никогда до того не принимавших столь драгоценный груз.

Вот только породистых итальянских коней видно маловато. Эх, не научились греки ценить истинное сокровище. Взяли, и перекололи зазря ценных животных. Но и без того трофеи не поддавались исчислению. Контофре даже прикрыл глаза и едва ли не застонал от зависти. Такие богатства, и утекают мимо него.