Александр Калмыков - Спасатель 2 (СИ)

Естественно, никейские полководцы, планируя дать сражение в этом месте, не могли не позаботиться о переправе. Но они не стали наводить обычный мост, а поступили хитро, устроив по подсказке русичей скрытую переправу. Для этого на дно свалили набитые камнями мешки, оставляя между ними промежутки длиной примерно в два локтя, чтобы не запрудить реку. На эти мешки положили доски, хорошенько их привязав, и в результате вышел отличный мостик, чуть прикрытый водой. Лошади могли легко пройти по нему, замочив лишь копыта, а обнаружить его можно было только вблизи.

И вот, переправившись без всякого труда на правый берег, отряд Прони перестроился и перешел в галоп, сметая немногочисленных латинян, которым посчастливилось выбраться на сушу. Разрозненные рыцари, в большинстве своем бросившие копья, а некоторые и опешенные, организованного сопротивления оказать не смогли. Только десяток телохранителей Паллавичини, сплотившиеся вокруг своего сюзерена, стали островком стабильности. У них даже сохранился стяг, к которому потянулись бредущие по топкой речке рыцари.

Но никейцы не собиралась собрать давать вражинам время для сбора баталии. Латные всадники Прони развернулись и разделились на три отряда, два из которых начали патрулировать берег, не давая франкам выбраться на твердь, а третий занялся маркграфом. На Убертино и его рыцарей враз навалились превосходящие силы, и стало ясно, что франкам долго не продержаться.

После первой сшибки противники бросили обломки копий и достали боевые топоры, булавы и мечи. Маркграф сражался впереди всех, не позволяя себе прятаться за спинами других. Правда, правая рука Убертино уже не двигалась, но маркграфу было все равно, какой рукой бить, и из какого положения.

Молодой сеньор Водоницы прекрасно умел сражаться даже без щита и, несмотря на раненную правую руку, Убертино, подавая пример вассалам, отважно рубился с врагом. Он то уворачивался от удара, то совершал обманные движения, то делал дальние выпады, а от его меча во все стороны разлетались кровавые брызги.

Грекам никак не удавалось сладить с Паллавичини, но, наконец, какой-то расторопный фессалиец ткнул своим мечом прямо в предплечье маркграфа. Клинок лишь едва пробил кольчугу, но от укола в чувствительное место Убертино едва не выронил оружие. Однако рыцари не подвели и прикрыли сюзерена щитами, приняв на себя все удары, пока сеньор приходил в себя.

Никейские воины упрямо напирали, стремясь столкнуть франков обратно в речку, откуда те вылезли, но супостаты держались крепко. Водоницкие рыцари, выросшие в приграничье, относились к тренировкам намного серьезнее, чем обычные аристократы, постоянно занятые хозяйственными делами, и лишь изредка берущие в руки копье, чтобы поразить чучело. Поэтому воинов маркграфства не смущало даже двукратное численное преимущество нападавших. А с левого берега к ним потихоньку подтягивались все новые рыцари, пешие и комонные.

Меж тем на обширном поле брани, где в этот день битва представляла собой в основном множество мелких разрозненных стычек, назревало и большое сражение. Восемь сотен франкских бойцов оставались силой, способной повлиять на исход войны.

Гильом не зря собрал столько пехотинцев, приведенных баронами, или нанятыми им самим. После того, как рыцарская конница пропала всуе, пехота осталась последним шансом латинян, и она еще могла себя показать, благо, на ее снаряжение не поскупились. Для защиты у всех бойцов имелись если не кольчуги и железные шлемы, то хотя бы войлочные шапки и стеганки из провощенного холста. Что немаловажно, все наемники были католиками, то есть врагами православных, и все вызвались идти на войну добровольно. Никого из них нельзя было обвинить в неусердии.

Однако, Антонио не переоценивал свое милиционное войско. Купленные за деньги рядовые наемники, которым война не сулила почти ничего сверх оговоренной платы, честно выполняли команды, но особой мотивации рваться в бой не имели, и потому сражались нехотя. Что еще хуже, такое большое войско собиралось редко, и у пешцев не было возможности регулярно обучаться совместным маневрам. Они не могли, подобно древнеримским войскам, то разбиваться на отдельные отряды, то соединяться в шеренги. А уж о построении в каре в тринадцатом веке даже и не мечтали. Да никто и не ставил цели учить пехтуру сложным тактическим приемам. Если конницу разделяли на отряды, способные действовать как совместно, так и отдельно, то пехоту обычно всегда выстраивали в одну линию.

Конечно, при необходимости Антонио мог отдать приказ любой из своих сотен отделиться от строя и, скажем, выдвинуться вперед, или занять холмы, или же, к примеру, засыпать канавы. Еще он мог перестроить шеренгу в колонну и наоборот. Но как быть, если его атакует конница, а фланги не прикрыты? Прорываться вперед? Всадников, конечно, меньше раза в три. Если учесть, что конница у греков в основном легкая, то можно сказать, что силы примерно равны. Но это в теории. На практике же конница просто обойдет неуклюжую пехоту сзади, и бой быстро закончится. А потому, завидев кавалерию, пехотинцы могут сделать только одно - выстроиться в круг, выставить копья и не сходить с места, стойко отражая атаки.

Да, Антонио прекрасно понимал, что если он сейчас же не приведет помощь и эллины перебьют кабальярусов, то наемники останутся, как минимум без вознаграждения, а то и лишаться жизни. Но не наступать же прямо на конницу! Поневоле приходится выстраиваться в оборонительные порядки.

Пока Константин Кавасил выводил свою кавалерию, Антонио успел не только придумать план, но и сумел реализовать его, разослав посыльных с приказами. По его указанию крайнефланговые сотни развернулись на девяносто градусов, а центральные, состоящие из четырех шеренг, разделились: Две задние шеренги отступили на двадцать шагов и повернулись кругом.

Экспромт получился не слишком красивым. Построение больше напоминало неправильный овал, чем ровный прямоугольник. Но уж лучше так, чем сгрудиться в кучу, и пример древних римлян, окруженных при Каннах, это хорошо доказывал.

Франки еще заканчивали перестроение, а конница уже налетела на них. Бездоспешные конники Даниила, запасшиеся пучками дротиков, в том числе, свинчатками, закидывали противника копьями, а половцы Алтуна не жалели стрел, посылая их одну за другой на франкские ряды.

Особого урона латинянам обстрел пока не нанес, но зато они и думать забыли о наступлении. А между тем рыцарей на поле оставалось все меньше, и одновременно в душах пехотинцев все сильнее росла неуверенность, граничащая со страхом. Еще немного, они дрогнут и замечутся в панике.

А никейские всадники все мчались вдоль строя, объезжая его против часовой стрелки, чтобы подручнее было метать дротики или стрелять из лука.