Эдуард Пашнев Картошка

— Здесь, — радостно сказала Люба.

Они вышли из машины. Миша открыл заднюю дверцу. Там лежал мешок с картошкой. Люба потянулась, чтобы взять, но Мишка отстранил ее:

— Ты что, сдурела?

— Мишенька, — ласково притулилась к нему Люба и заглянула в глаза.

— Ну, разластилась тут, — сурово сказал он, но брови его дрогнули.

Он взвалил на плечо мешок и пошел к подъезду. У подъезда пропустил Любу вперед:

— Иди, показывай дорогу.

По старинной лестнице они поднялись на третий этаж. На звонок вышла мать Сережи. Она улыбалась, продолжая начатый с кем-то разговор.

— Здравствуйте, — сказала Люба. — Вы мама Сережи?

— Да.

— А я Люба, — сказала Люба. — А он Миша.

— Да, — кивнула мать Сережи.

— Сережа дома?

— Сережа в Итколе.

— Где? — удивилась Люба.

— На Кавказе.

— Он что там? — спросила Люба.

— Он там катается на лыжах. У него каникулы.

— А мы думали, он на каникулах домой приедет, — огорчилась девушка.

— Нет, не приехал, — сухо сказала мать Сережи. — А в чем, собственно, дело?

— Ни в чем. Мы ему вот… картошки привезли с нового урожая. Берите.

— До свиданья, — сказал Мишка Даньшин.

— Постойте, какая картошка? Зачем мне эта картошка?

— Да разве мы вам картошку привезли? — сказала Люба.

Они быстро, не оглядываясь, сбежали вниз. Хлопнула дверь подъезда.

В глубоком окошке, пахнущем сырой штукатуркой, Юрий купил билет и прошел в покосившуюся калитку Зеленого театра. Между покоробившимися, темными от дождя и времени скамейками росла высокая трава. Трава росла и в проходе. Никто ее не скашивал: Зеленый театр каждый год собирались сносить, чтобы построить на его месте Дворец спорта с бассейном. Но почему-то не сносили и продолжали каждое лето показывать на заштопанном экране старые фильмы.

Юрка сел на мокрую скамью и уставился в пустой прямоугольник экрана. Мать у Юрки была матерью-одиночкой, и Юрка называл себя сыном-одиночкой. Он учился в седьмом классе в школе с английским уклоном. Школа эта находилась на другом конце города. Юрка ездил туда на трамвае, и вся жизнь двора и улицы проходила без него. В редкие дни ему удавалось побыть с ребятами на улице. Но они не очень его привечали, а напрашиваться Юрка не умел.

Медленно собирались зрители. Некоторые были с зонтиками. Время шло, а фильм не начинался. Все терпеливо ждали, зная, что демонстрация фильма отодвигается здесь до тех пор, пока касса продает билеты.

Наконец погасли фонари на столбах вдоль забора и у главного входа. И почти тотчас же через забор стали прыгать мальчишки. Юрка завидовал им. Они приходили в кино веселыми сильными компаниями, перед которыми расступались и взрослые люди. Контролеры старались не замечать их. Они побаивались сырой шелестящей темноты, которая окружала Зеленый театр со всех сторон.

Кинофильм попался неинтересный. Веселая темная масса подростков зашевелилась, загудела. Кто-то подбросил вверх зажженную сигарету, и она рассыпалась искрами над головами зрителей. Старушка, сидевшая рядом с Юркой, завертела головой, с возмущением сказала, что «это безобразие». Но никто ей не ответил. Никто вроде бы не слышал ее слов и не видел брошенной сигареты. Старушка сердито раскрыла зонт. Мальчишки, бросившие сигарету, засмеялись. Юрка втянул голову в плечи, слегка пригнулся и отодвинулся от старушки. В небо взвилась с шипением зажженная спичка и упала рядом в гущу зрителей. Еще одна зажженная спичка упала в проходе. Техника этого дела была простая — спичка приставлялась к коробку и щелчком посылалась вперед и вверх. Юрка вздохнул и еще немного отодвинулся от старушки. Парень и девушка встали и пошли, пригибаясь, по проходу. За ними поднялся крепкий старик с палкой. Он долго стоял и смотрел назад. Но понять, кто именно бросил спичку, было невозможно, и он тоже заковылял прочь. Далеко внизу со стуком закрылась за стариком перекошенная калитка Зеленого театра, и над головами зрителей «салютом» вспыхнули несколько спичек. Зрители по одному, по двое стали уходить на другие места, подальше от подростков. Не выдержала и старушка. Не складывая зонтика, она быстрыми шажками двинулась вдоль ряда, а затем еще быстрее по проходу. Постепенно вокруг Юрки образовалось пустое пространство. Юрка тоже встал и, увернувшись от горящей спички, переступил через скамью вверх. Его пугали эти ребята и в то же время притягивали своей дерзостью и безнаказанностью. Они никого не боялись.

Компания Генки Хлюпина, по-уличному просто Хлюпы, занимала две скамейки. На одной они сидели, в другую упирались ногами. Юрка переступил еще через несколько скамеек вверх и сел рядом с Мишкой из соседнего подъезда. Его не прогнали, и он не заметил, как захихикал вместе со всеми, когда горящая спичка упала интеллигентному очкарику на шляпу. Мишка от восторга сдвинул на ухо нелепую соломенную шляпу и дружески толкнул плечом Юрку. Это было приглашение посмеяться, и Юрка засмеялся громко, громче всех.

На экране какая-то девушка страдала от того, что не могла стать артисткой. Но никто за ее страданиями не следил. Все оборачивались назад, возмущение росло, кто-то в самом низу, у выхода, встал рядом с контролером и потребовал навести порядок. Темная группа подростков угрожающе зашевелилась. Юрка зашевелился вместе со всеми. На экране рядом с головой страдающей девушки замелькала тень в милицейской фуражке. Ребята сорвались с места и кинулись к забору. Юрка кинулся вместе со всеми. Он успел перелезть через забор раньше, чем погас экран и зажглись фонари. Скатившись по мокрой траве вниз, в кусты, Юрка побежал за ребятами, слыша только свое прерывистое дыхание и топот ног.

На центральной аллее у небольшого озера ребята остановились и расхохотались. Все было нормально. Их преследовали, они убежали и теперь могли посмеяться.

— А ты чего? — спросил Хлюпа.

— Чего? — не понял Юрка.

— Смеешься чего?

— Это Англичанин, Ген. Я с ним рядом живу, в одном доме, — сказал Мишка и обнял Юрку за плечи, как бы защищая его от ребят и Хлюпы. — Пусть он идет с нами, Ген.

— Я спрашиваю — откуда он взялся, чучело?

— Пришел, — сказал Мишка и смешно дрыгнул ногой, стараясь рассмешить Хлюпу. Его роль в компании была смешить. Для этого он и украл на огороде драную соломенную шляпу. И теперь щеголял по вечерам в этой шляпе, изображая чучело.

— Ну чучело, — усмехнулся Хлюпа, — настоящее чучело.

Ребята засмеялись.

— Пусть идет с нами, Ген. У него велосипед есть, — весело попросил Мишка. — Да, Ген?

— Зачем нам его велосипед?