Наталья Караванова - Дана и Бродяга

Мелисса непонятно к чему, заметила:

— Я подумала о Риммере…

— Он погиб? — в голосе Алекса явно читалось недоверие.

— Он сбежал.

— Я так и думал.

— Он единственный из бандитов Эннета, кто уцелел. Мне его почему-то жалко.

— Вот уж, чего не могу сказать о себе, — хмыкнул Джет. — Трус и предатель.

— Он нам помог.

— Испугался. И не видел другого выхода.

— Думаешь, с ним будут проблемы? — Алекс пожал плечами. — Возможно. Убивать он уже научился. А думать не привык…

— Я думаю, он в глубине души все прекрасно понимает. Просто он слабый человек, и верит всем подряд…

— Мелисса, у вас, оказывается, добрая душа, — иронично поклонился Джет. — Черта с два он кому верит. Просто видит, за кем сила, боится этой силы и потому старается быть к ней поближе…

Она поежилась:

— Мне кажется, не все так просто, Джет…

— Нашли о ком спорить. — Алекс криво улыбнулся. На самом деле он тоже готов был говорить о чем угодно кроме самого важного. Важное все равно стояло тенью за спиной. Все, кто погоб. Все, кто больше никогда не окажется рядом. Все, о ком тяжело — вслух. И он сказал:

— Стас в порядке. Пошел встречаться с адмиралом. Хотел бы я посмотреть…

Ночь перевалила за середину, на улице из прохожих были только полицейские патрули. Благо, центральная гостиница располагалась недалеко от городской больницы — каждый полицейский считал своим долгом проверить документы у праздного прохожего в такую ночь.

Стас не стал вызывать лифт, поднялся по лестнице. Ему было, о чем подумать по дороге. Постучал.

Адмирал не ложился.

Сторонний наблюдатель бы заметил, что отец и сын весьма похожи. Стас ростом чуть выше, но сутулится. А в движениях сходство было очевидным.

— Доброй ночи, — поздоровался Стас.

— Да. Проходи.

У стола горел ночник, развешивая по стенам радужные блики. Уютно, тихо.

На столе чашка. В ней то ли очень крепкий чай, то ли кофе. Но запаха нет, выветрился. Значит, чашка стоит на столе давно, напиток успел остыть.

— Садись. Кофе? Чай?

— Чай.

Стас мог бы и сам себе заварить, но адмирал, хозяйничающий на кухне — это было зрелище, которого он не удостаивался даже в детстве. Тогда чай заваривала мама.

— Держи.

Павел Маратович опустился в соседнее кресло. Сказал:

— Ты изменился.

— Ты тоже.

— Расскажи.

Стас откинулся на спинку кресла, чуть прикрыл глаза. Рассказывать ничего не хотелось. Слишком мало прошло времени. Как болевой шок — чувства отстают за действиями. Все встанет на свои места, когда ты однажды утром выйдешь из шатра, и не увидишь Сэта, спорящего о чем-то с Мэо. Нуч не станет к тебе приставать с требованием научить его драться, Стефан… Стефан.

Так люди становятся именами…

Он все-таки ответил:

— Видят наэса, мы не собирались ввязываться в войну. Мы лишь хотели помочь дружественным нам кланам кхорби уйти в пески раньше, чем до них доберутся бандиты. Поначалу все выглядело именно так: бандиты пытались навязать свои правила пустынникам, которым просто нечего им противопоставить… ты знаешь, кхорби не воюют. Тот поселок… он был на пути бандитов, и мы на всякий случай свернули туда, потому что караван Меаса успел убраться с плоскогорья до начала бури. А дальше… дальше у нас просто не было выхода. Мы задержали бандитов на сутки. Там остались мои друзья. Я мог бы тоже там остаться…

Пауза затянулась. Стас открыл глаза и тут же встретился взглядом с Павлом Маратовичем. Адмирал неприкрыто разглядывал сына.

— Мы не могли прилететь раньше.

— Знаю. Считаешь, мы могли бы действовать эффективней?

— Ничего не могу сказать: меня здесь не было. Разве только… Руте сильно повезло, что ты тогда меня не послушал.

— Может быть. Знаешь, я как-то не чувствую себя героем. Рута — только начало, я прав?

— Похоже что. Дальняя связь работает с перебоями, через приемники Бэста, но уже известно, что гведи прорвались в зоне Лойка и у Солода. У Солода — там вообще что-то невообразимое. Они уничтожили две наши боевые станции, так сказать, превентивно. Как, я пока не знаю. У Лойка ситуация под контролем. А у нас и вовсе все тихо. Возможно, они догадались, что мы их ждем. А может, мы ошиблись, и был какой-то другой план… теперь уже не узнаешь.

Адмирал отхлебнул из своей чашки, сморщился.

— Остыл уже. Что думаешь делать?

— Не знаю. Честно — не знаю. Сначала вернусь в пустыню… но есть ли смысл в нашем существовании там дальше? Никто из нас никогда и не думал, что это навсегда. Даже кхорби. У пустынников в крови дорога, для них противоестественно жить без движения…

— По-прежнему увлекаешься их культурой… единственное, что не изменилось. Думаю, Руте придется пересмотреть свою политику относительно коренного населения. Как думаешь, тут что-то еще можно исправить?

— Если случится чудо, и из небытия поднимутся мхентхи. Нет, как раньше уже не будет. Но пока есть хоть что-то, это что-то можно попытаться сохранить…

— Какой-то неправильный у нас разговор получается.

— А, по-моему, очень правильный. Сейчас Рутой, фактически, управляет полиция. Но так будет не всегда. Мирная жизнь вернется сюда куда быстрей, чем ты можешь представить. Все забудется, и вернется на прежний круг. Здесь живут чемпионы по забыванию. Никакой ответственности, жара, покой. Ты же не можешь не видеть — тут все так, как десять и двадцать лет назад…

Павел Маратович потер ладонями лицо. Жест усталости, или…

— Если я тебя правильно понял, ты хочешь, чтобы на планете появились регулярные войска? Я могу только предложить колониальному правительству принять соответствующий закон. Вряд ли эта мера вызовет отклик у мирного населения.

— Вызовет-вызовет. Я не я буду, если события в Руте не напугали чиновников до колик…

— Хорошо. Но больших результатов не жди. Рута — это планета, которая всю историю существования подчеркивала свое особое положение.

— Угу.

Говорить дальше было вроде бы не о чем. Но что-то главное так и осталось недосказанным, поэтому оба молчали, не решаясь ни попрощаться, ни поменять тему.

Паузу разбил Павел Маратович:

— Не пропадай.

— Да я весь на виду.

— Да-да. В пустыне — как на ладони.

— Значит, прощаемся?

— Выходит, так.

— Надеюсь, не надолго…

— От всей души с тобой согласен.

— Давай, провожу.

— Там прохладно.

— Ну, я тут тоже не в первый раз!

— Идем.

На улице было и холодно, и ветрено. Наэса-зэ висела над крышей ближнего дома.

— Как и не уезжал… — пробормотал старший Гнедин, оглядывая улицу.

Стас вдруг вспомнил:

— Понимаю, это против всяких правил… я могу попросить об услуге?

— Звучит угрожающе.

— Одного человека нужно срочно доставить на орбиту. Я правильно понимаю, что пока вокзал не будет восстановлен, никакого сообщения Руты со швартовочной станцией не будет? Это девушка. Артистка. У нее на яхте животные. Она переживает за них. Сильно.