Сергей Юрьев - Игры падших

Почему сейчас в памяти всплывают именно те эпизоды прошлой жизни, те воспоминания, от которых и раньше-то хотелось держаться подальше? Помнить, но не вспоминать… Но тогда во всём был какой-то смысл. Всё было ради чего-то… Долг… Родина… Вера… Где они все сейчас? Где?!

Вагонетка со скрежетом продвигалась вперёд, и до выхода из штольни оставались считанные аршины, когда сверху донёсся пугающий хруст, и от рыхлого низкого свода оторвался кусок породы размером с человеческую голову, шлёпнулся прямо перед вагонеткой и рассыпался на мелкие шматки. Соня Колотун почему-то бросилась счищать рыжеватую сыпучую глину с рельса, забежав вперёд и отпустив поручень. И тут вагонетка на мгновение замерла и, вырвавшись, со скрежетом покатилась назад под уклон. Яночка только успела взвизгнуть, как стальное корыто, гружёное до краёв бурой породой, отбросило её в сторону, крепко приложив спиной о стену штольни. Вагонетка укатилась назад, но вскоре завалилась набок и с грохотом легла поперёк путей. Яна потихоньку сползала по стенке, ухватившись левой рукой за ушибленное правое плечо, и медленно, но верно теряла сознание, глядя на смятое, растерзанное, окровавленное тело Глафиры Мирной. Гадалку вагонетка буквально подмяла под себя, прошлась по ней осями, а колесо отсекло кисть правой руки. Аферистка-гипнотизёрша с воем помчалась к выходу, схватившись за голову, Лейла едва успела подхватить падающее тело недавней гимназистки. Маргарита Ручеёк, успевшая каким-то чудом вовремя отскочить в строну, глянув на раздавленную гадалку, лишь тяжело вздохнула, а потом забросила на плёчо правую руку Яны.

– Пойдём-ка на воздух, – сказала она Лейле, – там и разберёмся, что к чему.

Каждый шаг Яна отмечала очередным стоном. Когда они вышли из штольни, и стало светлее, оказалось, что стонала та не просто так. Из-под ватника на её серые рабочие штаны стекали струйки крови. Маргарита скинула с себя бушлат, бросила его на припрошённую снегом землю, и они с Лейлой осторожно уложили на него уже почти теряющую сознание девчонку.

– Ты говори с ней! Отрубиться не давай, – распорядилась ведьма. – А я сейчас за доктором сбегаю.

– За каким доктором?! – Лейла точно знала, что никакого доктора в лагере нет, а единственный фельдшер на своём посту в медпункте появлялся раз в неделю на полдня.

– Приведу – увидишь! – Маргарита стремительно скрылась за ближайшим бараком.

– Яночка, не спать! – крикнула Лейла ей в ухо, опустившись рядом на колени. – Держись, милая! Держись… Мы ещё сбежим отсюда! К тёплым морям. Только не смей помирать. – Не переставая говорить, она расстегнула её ватник, задрала уже пропитавшийся кровью серую арестантскую рубаху, и оказалось, что кожа на левом боку прорвана обломком ребра. – Ерунда какая. Сейчас доктор придёт. Маргарита обещала привести. А уж она-то сделает. Ты на меня смотри. На меня.

Яна честно пыталась смотреть ей в глаза, но взгляд её постепенно затуманивался, веки мелко подрагивали, и когда казалось, что она готова провалиться в омут небытия, за спиной раздались торопливые шаги.

Маргарита чуть ли не гнала впереди крупного мужчину в явно тесной ему арестантской робе, с лицом, обросшим густой чёрной бородой так, что казалось, будто свободное место оставлено лишь для носа и глаз.

– Вот, давай помогай, Буй-Котяра! – Ведьма указала на распластавшуюся по земле Яну, но её спутник посмотрел на девчонку без особого интереса.

– Вон там, чую, ещё есть, кому помочь-то, – неуверенно сказал он и указал в сторону входа в штольню.

– Глафире уже ничем не поможешь! – Ведьма схватила его за пояс.

– Не скажи… – Буй-Котяра, будто не замечая её усилий, сделал несколько шагов к тёмному проёму, откуда выходили ржавые рельсы узкоколейки, волоча за собой Маргариту, вцепившуюся в ворот его ватника, но на полпути остановился. – Вот теперь уже не поможешь… – Он тяжело вздохнул, огорчённо всплеснул руками и повернулся к Яне. – А эта-то ничего – очухается.

Скинув с плеча старый армейский вещевой мешок, он вынул оттуда засаленный плетёный тряпичный коврик, высыпал на него несколько деревянных фигурок. Коврик он расстелил у изголовья Яны, уже окончательно лишившейся чувств, и начал расставлять на нём маленькие фигурки, грубо вырезанные из дерева. При этом он что-то бормотал скороговоркой, так что разобрать можно было только отдельные фразы.

– Жи́ва, не отступись от неё… Навь, не впускай во тьму вечности своей. Прах, откажись от неё… Даж, Чур, Волос, не изгоняйте её… Род, дай ей силы…

И тут Лейла почувствовала, что её собственное сознание погружается в холодный туман, фигура волхва начинает терять очертания, исчезают запахи и звуки. Что не так? Неужели медленные пассы и заунывное бормотание этого язычника могли лишить её воли, способности видеть, слышать и осознавать реальность?! Нет! Такого быть не может… Прежде чем сознание покинуло её, Лейла успела расстегнуть порванную фуфайку, сквозь ткань грубого свитера ощупала свой правый бок чуть выше бедра, поднесла ладонь почти вплотную к глазам и разглядела, как по линиям её руки разливаются реки крови.

Лейла льёт лиловый ливень, след лазурный оставляет… Мир провалился во тьму.

18 декабря, 19 ч. 10 мин. Частная усадьба в 60 вёрстах к северо-западу от г. Пестов

Всё произошло почти так, как обещал Арсен: и ванна, и кофе, и ужин, за которым, правда, ни с кем и ни о чём поговорить не удалось, поскольку, кроме бдительного, мускулистого, молчаливого и проворного лакея с армейской выправкой, никто майору компании не составил. Да и тот молчал, когда подавал плоскую серебряную тарелку, на которой покоился увесистый кусок утки под белым соусом, обложенный спаржей и зелёным горошком. Столовая была просторна, и за роскошным обеденным столом красного дерева могла бы разместиться целая рота аристократов. А ведь Арсен, помнится, обещал, что за ужином ему всё расскажут, всё объяснят. Никто ничего не сказал. Более того, все исчезли, даже не пообещав вернуться.

Так прошло пять дней – вполне достаточно, чтобы оклематься после всех давешних приключений. Завтрак, обед, ужин, сон, тренажёрный зал, бассейн, прогулки по зимнему саду. Население особняка, кроме лакея с военной выправкой, как вымерло.

Временами приходила мысль о побеге. Прошлой ночью он даже попытался выбраться во двор, но его мгновенно поймал луч прожектора, словно из под земли возникли четверо в масках, и один из них вежливо предложил вернуться в дом. Телефонов ни в одной из незапертых комнат не оказалось, но на иное и не следовало надеяться.

И сегодня всё шло строго по расписанию. Десять минут назад лакей постучал в дверь отведённой ему комнаты и пригласил на ужин. Но почему-то возникло предчувствие, что сегодня что-то наконец-то произойдёт. Сев за обеденный стол, майор некоторое время, буквально несколько минут, не притрагивался к пище, надеясь, что вот-вот белая дверь с вычурным позолоченным декором распахнётся, и в трапезную зайдёт-таки учитель, наставник, старый товарищ… Да хоть бы кто-нибудь зашёл! Может, позвать лакея и спросить, есть ли ещё кто в доме? Нет, этот парень без команды сверху слова не скажет. Странно ещё, что в такой обстановке аппетит не пропадает и никаких проблем со здоровым сном не наблюдается…