Макс Мах - Квест империя: На запасных путях. Наша девушка. Империи минуты роковые

Теперь здесь было много дверей, много больше, чем раньше, – или она просто не замечала этого раньше, или коридор на самом деле изменился за время ее отсутствия.

«Нет, – решила Лика. – Тут что-то не так».

В этом коридоре не могло быть столько дверей, их просто не должно было быть так много, потому что у тети Люси не было столько соседей. Лика вспомнила их всех, но их никак не могло набраться достаточно, чтобы заселить все эти комнаты. И еще. Лика вдруг поняла, что двери были разными и по-разному себя «вели». Знакомые и незнакомые, никакие и отвратительно чужие, приглашающие и воспрещающие, даже отталкивающие – эти двери были чем-то большим, чем входом и выходом.

«Это все неспроста, – сказала она себе. – Дверь это же дверь и есть. И я ведь решила уже, что могу идти куда захочу. Зачем же они меня пугают?»

Лика топнула ножкой и сделала «назло».

«Назло маме отрежу уши», – орал в окно соседский мальчик Лева, ну вот и она сейчас «отрежет уши».

Лика быстро подошла к одной из дверей, как раз такой, которая пугала ее, кажется, больше других – дверь была обтянута красивой матовой кожей, – и с силой толкнула ее внутрь. Та легко поддалась, и напрягшаяся Лика одним махом влетела вслед за открывающейся дверью в какое-то наполненное ярким солнечным светом пространство, сделала по инерции несколько быстрых шагов, споткнулась обо что-то и с воплем рухнула лицом вниз. Хорошо еще, что она успела выставить вперед руки, а то разбила бы нос, а так ничего, только ее ладони больно ударились об пол, а, кроме того, здесь было грязно, и она угодила руками во что-то липкое.

«Что такое не везет, и как с ним бороться», – расстроенно подумала Лика и начала вставать с пола. В ликующем солнечном свете, изливавшемся откуда-то справа, по-видимому, из больших окон («Ну, они должны быть очень большими, я думаю»), она увидела прямо перед собой пол, небольшие плитки черного и алого мрамора, выложенные в шахматном порядке, и то, во что угодили ее ладони. Плиты пола были залиты какой-то густой бурой жидкостью, а еще в поле ее зрения попала чья-то рука, сжимавшая длинное черное древко. Еще не осознавшая увиденного, но уже ошеломленная, Лика проследила древко до конца. Там был очень странный наконечник, выкованный из черного железа: длинное и тонкое острие, похожее на иглу, и широкий полумесяц, обращенный рогами вверх, у его основания.

«Похоже на бургундский корсек, – подумала Лика. – А что такое корсек? Или правильнее корсеск?»

Лика недоуменно посмотрела дальше. Копье («Ну да! Корсек это ведь род копья!») сжимала мертвая рука, принадлежащая лежавшему навзничь человеку в каком-то пестром и сложном наряде. Лике пришлось приподняться, чтобы увидеть, что череп его развален пополам и по ту сторону тела натекла уже большая лужа вроде той, в которую вляпалась она. Только там были еще какие-то белые ошметки… «Мозговая ткань?»

«Ну ничего себе! – удивилась Лика. – Это кино для взрослых!»

Это и в самом деле было кино для взрослых. Когда Лика встала на ноги, перед ней открылась страшная картина. Широкий и длинный коридор, по одну сторону которого шли высокие и достаточно широкие стрельчатые окна, а по другую стояли беломраморные статуи и висели гобелены, был усеян мертвыми телами. Почему-то Лика ни на секунду не усомнилась в том, что все эти люди мертвы.

«Я сейчас заору», – отстраненно подумала она, но не закричала и даже не заплакала. Секунду она стояла на месте, рассматривая коридор. Сам по себе он был очень красивый («Как в сказке»), высокий и длинный, залитый ярким светом, в котором замечательно смотрелись все его чудеса: и статуи, и картины, и высокие бронзовые подставки для канделябров, и многое другое, что создавало атмосферу настоящего королевского дворца.

«Ну где-то так».

Но весь ужас заключался в том, что нигде – ни рядом с Ликой, ни вдалеке от нее – не наблюдалось никакого движения, ни единого признака жизни. Приглядевшись, она увидела, что многие мужчины облачены в кольчуги или кирасы и вооружены, но и они и те, кто вооружен не был, женщины например, все они были убиты. Зарублены, заколоты, зарезаны…

«Максимум час назад, – решила Лика. – Хотя если учитывать время свертываемости крови…»

«О чем это я?» – удивилась она и, выбросив из головы не поддающиеся пониманию мысли, отправилась искать кого-нибудь живого. Но живых, как она сразу поняла, здесь не было.

Она шла по коридору («Кажется, это называется лоджии, как в Эрмитаже, только здесь просторнее») и с любопытством рассматривала все вокруг. Вокруг нее действительно было много интересного, любопытного и поучительного.

«Здесь был бой, и, кажется, нападающие застали этих несчастных со спущенными штанами», – холодно отметил кто-то опытный и циничный в ее сознании.

Между тем это было верное замечание. Многие погибшие были одеты весьма своеобразно. Вот этот рыцарь, например, которому разбили голову чем-то тяжелым («Скорее всего, чем-нибудь вроде гупилона [133]»), он был в кольчуге на голое тело, в подштанниках и босиком. В руке он все еще сжимал длинный полутораручный меч. Лика присела около него на корточки – «Зачем?» – и пару секунд рассматривала клинок. Клинок был выкован из отличной стали с фиолетовым отливом. – «Зазар? [134]» – удивилась она. Но дело было не в этом, а в том, что сталь была покрыта пятнами подсохшей крови.

«Кому-то не повезло, и я даже знаю кому», – зло усмехнулась Лика.

Мертвый воин в полном доспехе, лежащий метрах в трех, в стороне, у самого окна, имел как раз такие повреждения левого плеча и груди, какие мог нанести тяжелый и длинный меч в сильных и умелых руках. Удар пришелся между наручем и подбородником, так, что клинок рассек буф [135]и разрубил плечо и грудь воина, попутно разрезав прочную сталь панциря вместе с вытравленным на нем гербом. Вставший на дыбы лев – с булавой в левой лапе и мечом в правой – лишился своих задних лап.

«Маяна? – удивился кто-то в душе Лики, которая уже отвлеклась от убитого и теперь с воодушевлением рассматривала даму в парадном платье, изображенную на гобелене. – Маяна? Но их же упразднили черт знает когда! Их же еще Первый император всех выслал, или нет?»

Сразу за гобеленом с дамой в стене обнаружились высокие двери. Створки, сделанные из позолоченного резного дерева, были распахнуты, в проеме дверей, прямо на пороге лежала лицом вниз золотоволосая женщина. Она была совершенно раздета и мертва. Стрела с темно-серым оперением пробила ей основание черепа.

«Но она же не солдат! – возмутилась Лика. – Почему же ее убили?»

Ответа не было, но и эмоции Лики были слабы. Ее хватило только на легкий всплеск возмущения, и в следующую секунду, отвернувшись от мертвой женщины, Лика уже шла дальше, с любопытством рассматривая то златотканый гобелен (золото на темно-синем фоне), то изящное серебряное литье дверных ручек или тонкую гравировку на пробитой копьем кирасе. В конце концов прямой, как стрела, коридор, усеянный телами погибших в скоротечной жестокой схватке («Резне!» – уточнил кто-то, кто все понимал правильно) и обломками мебели, вывел ее к широко распахнутым парадным дверям. Высокие и широкие, едва ли не во всю ширину коридора, двери эти впечатляли и размером, и виртуозной резьбой по золотисто-коричневому дереву, покрытому прозрачным, как бы светящимся лаком. За дверями находилась небольшая, но высокая, с купольным беломраморным потолком круглая комната, в которой тоже обнаружилось несколько убитых. А прямо напротив первых дверей находились другие, не менее роскошные. Они тоже были раскрыты, и там, в створе этих величественных, инкрустированных серебром и опалами дверей-врат, перед Ликой открылся огромный зал, залитый мягким многоцветным сиянием. Это волшебное сияние порождал солнечный свет позднего утра, проходящий сквозь огромные витражные окна.