Галина Громова - Бухта надежды. Испытание прочности

- Алька, давай… Пойдем. Шевели булками.

- Ну ма-а-ам!

- Шагай, давай….

Лариса с девочкой быстро пересекла небольшое пространство между двумя постройками и, шустро перебирая ногами, спускалась вместе с дочкой к катеру, который как раз причалил к пирсу. В салоне, что вполне себе просматривался с этой точки, даже не смотря на мутноватые и не совсем чистые стекла, происходило что-то непонятное: не успели матросы привязать посудину, как из салона просто хлынул людской поток, готовый смести все на своем пути. А тут еще и кассирша с переброшенной через шею сумкой с билетиками и деньгами пошатнулась и начала заваливаться, даже не пытаясь ухватиться перебинтованными руками за ограждение. Лариса не знала, что делать: с одной стороны прущая напролом человеческая толпа, с другой нервно сжимающая руку Алька, а с третьей, вроде как, и человеку помочь нужно.

- Позвоните в скорую! – попыталась тормознуть первого попавшегося пробегающего мимо мужчину Лариса, но тот только отмахнулся и еще быстрее взлетел вверх по лестнице, словно за ним стая чертей гналась.

– Скорую вызовите! – Кричала Лара, но никто не хотел ее слышать, не то чтобы останавливаться.

Женщина металась как загнанная от одного к другому, рискуя быть снесенной толпой, когда в проеме ворот, отделяющих причал от площадки ожидания пассажиров, показались первые дергающиеся фигуры, большинство из которых были почему-то перемазаны в крови, да и вообще вызывали какие-то неопределенные впечатления.

Лариса дернула Альку за руку и потащила ее вверх по лестнице, боясь, что ту толпа просто затопчет.

Но к несчастью, наверху тоже завязалась какая-то потасовка, и выход на площадь был практически перекрыт. Да и особого смысла соваться туда тоже не было: все движение на дороге встало намертво, поэтому перспектив добраться домой на маршрутке попросту не было. А пешком проделать такой путь было очень опасно: обстановка с каждым часом на улице становилась все хуже и хуже… Лариса уже сто раз пожалела, что потеряла столько времени сначала сидением в машине, а потом долгим ожиданием в общественном туалете.

Женщина ошалело закрутила головой, пытаясь найти выход в сложившейся ситуации: по лестнице странно ковыляя, поднимались окровавленные люди, слева путь был перекрыт, поэтому оставалось бежать только направо, но и это была тупиковая ветка: с той стороны располагались только несколько магазинчиков, бар и второй причал, уже заброшенный из-за аварийного состояния. Этот причал все собирались ремонтировать, но до этого руки никак не доходили то ли из-за кривизны этих самых рук, то ли из-за постоянного распила денег, выделяемого на его ремонт.

Лариса металась из стороны в сторону, поглядывая через спину на лестницу и с ужасом отмечая, что расстояние между ней и «психами» медленно, но уменьшается. И от этого она чувствовала себя загнанной в угол. Но тут в голову как раз вовремя пришла идея: женщина вспомнила про диспетчерскую портофлота, где наверняка есть стационарный телефон, и откуда можно позвонить и в «скорую помощь» и в милицию. Да и бежать больше было просто некуда, не было другого выхода. Поэтому, увернувшись от ближайшего «психа», преодолевшего лестничный пролет, она со всех ног рванула, таща за собой Альку, чье сопение так отчетливо раздавалось сзади, в сторону двери здания, возвышающегося за ее спиной.

Светлый солнечный день. Даже слишком солнечный – яркий свет так и резал глаза, отчего на них непроизвольно выступали слезы, и вся картинка становилась какой-то размытой и нечеткой, словно ее неумелый художник размазал своей кистью. Виктор старался вытереть слезы, но на глазах словно застыла пелена – мутная, беловатая, мешающая разглядеть все, что было вокруг… Мужчина даже запаниковал на какой-то момент, но все же картинка, в конце концов, стала четче. Перед ним стояла его жена Алёна и улыбалась. Просто улыбалась – светлой, милой и такой родной улыбкой, от которой у Виктора со времен их знакомства просто сносило голову.

- Ты чего застыл, родной? – вздернула брови Алёна, внимательно всматриваясь в лицо мужа.

- Да я… - не знал, что ответить Виктор, не понимая, как такое может быть.

- Ты чего? – Алёна дотронулась до его лба, словно проверяла на наличие температуры.

- Ты жива?! – ошарашенно спросил он.

- А как же? – вновь усмехнулась жена. – Странный ты какой-то… Ой, мне к Артёмке нужно.

Жена взмахнула руками и резко развернулась, отчего ее волосы, связанные в хвост, едва не полоснул застывшего Виктора по носу.

- Лён, постой-постой! – вдруг ожил он, схватив жену за плечо, сам удивившись тому, что кожа на ощупь мягкая и теплая. – Но как? Я же сам… я сам все видел. Ты, Артёмка… вы были мертвы. Оба.

- Что за ерунда?! Вить, - рассердилась жена, даже притопнула ногой с досады. – ну хватит уже нести эту чушь! Ты вообще какой-то странный, не находишь? Смотришь на меня, как на инопланетянина, глупости какие-то говоришь. У тебя скоро от твоей работы крыша поедет. Может, возьмешь отпуск?

- Лён, послушай… - попытался было объяснить свое поведение Виктор, но в соседней комнате заплакал ребенок.

Только сейчас Виктор понял, что находится в своей квартире. Он удивленно осматривался, узнавая привычные предметы домашнего обихода, заодно пытаясь понять, как он здесь очутился, но требовательный плач, разносившийся из соседней комнаты, заставил его вздрогнуть. Плакал ребенок… Ребенок? Его ребенок? Но…

Виктор замотал головой, пытаясь упорядочить мысли, и непроизвольно глянул в зеркальную дверцу шкафа-купэ, занимающего всю противоположную двери стену. Этот шкаф они с Алёной заказали буквально за несколько недель до рождения малыша, подчистую опустошив кредитную карточку, и загнав себя в кабалу на целый год.

- Чертовщина какая-то… - вновь пробормотал он, только сейчас заметив, что все еще держит жену за плечо.

- Да пусти меня! Артём плачет! Ты чего? – Алёна уже не смеялась – дернулась резко и, вырвавшись, бросилась в соседнюю комнату, откуда через секунду уже раздавалось негромкое «не плачь, мой хорошенький, не плачь мой маленький».

Виктор же стоял как вкопанный посреди небольшой комнаты, заворожено вглядываясь в собственное отражение, и не узнавая себя. На него смотрели уставшие глаза на осунувшемся сероватом лице, отросшие темные волосы давно требовали похода к парикмахеру, без какого-либо следа шрама у правого виска; на плечах была старенькая потертая на сгибах кожаная куртка, постоянно расстегнутая, чтобы в случае чего легко было вынуть пистолет, а на ногах – тяжелые ботинки с заправленными в них черными джинсами, что в сочетании с камуфлированной пятнистой футболкой составляло какой-то раззвиздяйский образ. Виктор привычно потянулся к левой подмышке, но там все было в порядке – кобура вместе со своим содержимым была на своем привычном месте, почему-то от этого даже стало как-то легче, спокойнее… Хотя из-за чего ему нервничать? Все просто отлично, все просто замечательно. Рядом Алёнка с сынишкой, возится там с ним, агукает ему там что-то на птичьем языке, он дома, светит солнце, прекрасная погода… Да и вообще жизнь идет своим чередом. Разве что…