Николай Петри - Судороги Земли

«В самый раз! — обрадовался Гоблин. — Метров шесть в высоту и толщина подходящая».

Он приблизился к берёзе, внимательно её осмотрел. Ствол на высоте трёх метров упирался в слабенькую ветку соседнего дерева. Если хорошо раскачать сухостоину, она сорвётся и упадёт. Гоблин прикинул, куда будет падать ствол и принялся за дело. Он начал раскачивать его, медленно увеличивая амплитуду. В какой-то момент послышался хруст. Гоблин отскочил в сторону, продолжая следить за тем, как стремительно понеслась берёза к земле. При ударе о землю ствол раскололся пополам. Гоблин тяжело вздохнул — придётся искать новую.

В этот момент в том месте, где находилось корневище высохшей берёзы, поднялось облако пыли, больше похожее на аэрозольную взвесь. Гоблин перевёл взгляд на это место, попутно удивившись: «Странно, вроде ни кочки, ни муравейника здесь не было…» Взвесь не опала, а стала стремительно распространяться во все стороны. Гоблин ещё не чувствовал во всём происходящем непосредственной угрозы, но внутренне насторожился.

Взвесь нахлынула на него со стремительностью урагана и мгновенно поглотила весь окружающий мир. Гоблин заволновался — стало трудно дышать. Лишь теперь он сообразил, что ему следует немедленно выбираться из опасного места. Шагнул наугад в сторону предполагаемого выхода из леса и…

…и испытал ужасную боль во всём теле. Он не мог понять, откуда пришла эта боль, и что её породило, но муки были адскими. Гоблин катался по траве, кусал губы и стонал, пытаясь протолкнуть в наглухо закупоренные лёгкие хоть мизерную толику воздуха…

А потом пришла тишина, и он с ужасом понял, что не может произнести ни одного слова, кроме гортанного звука «го»…»

Зодчий закрыл тетрадь.

«А теперь — спать…» — устало подумал он.

Следующий день был днём дежурства Зодчего. Проснувшись пораньше, он приготовил нехитрый завтрак и, пока его товарищи приводили себя в порядок у крыльца дома (где они устроили довольно оригинальный сборник дождевой воды), вернулся к своим записям.

«…«Не стоило племянника одного на реку отпускать. Говорил же его матери — мал ещё! Нет у него ни силы в руках, ни ума в голове. Но разве переубедишь женщину?.. Вот и получилось — опрокинул лодку посреди реки! Самому-то племяшу что будет — плавает как щука, а вот новенький «Вихрь» утопил…» — грустно рассуждал Кучум, поглядывая на низкие тучи, обещающие холодный затяжной дождь.

Мужчина неторопливо проверил прочность длинной верёвки, на конце которой блестела стальная «кошка», сел в старенькую лодку и оттолкнулся веслом от мостков. Слабое течение потянуло его к противоположному берегу. Кучум плавными движениями направил лодку в нужное место и приготовился «тралить фарватер» (как выразился неунывающий виновник событий, поджидавший дядю на берегу). Минут через десять начал накрапывать дождик. Кучум пожалел о том, что не попросил свою старуху-мать затопить баньку — после такой «рыбалки» хорошо бы в парилке посидеть! Эхма-кутерьма!..

Кучум монотонно бросал в воду «кошку», потом наматывал на локоть мокрую верёвку. Опять бросал «кошку», опять наматывал, иногда поправляя коротким веслом дрейф лодки. Время текло незаметно. Кое-что Кучум успел поймать — старую фуфайку, несколько непонятных железок, да целый ворох веток. Всё это он аккуратно складывал на корме.

Где-то за излучиной реки прозвучали выстрелы. Кучум с завистью посмотрел в ту сторону. Тяжело вздохнул и вновь принялся орудовать «кошкой». Два раза стальной крюк приходил пустым, а на третий…

Кучум сразу понял: зацепил что-то крупное! Улыбнувшись в прокуренные усы, он осторожно потянул верёвку, подводя лодку к находке на дне. Настроение сразу улучшилось (может, не придётся торчать на реке до самого вечера?). «Кошка» зацепилась за находку прочно. Кучум потянул верёвку на себя, чувствуя возрастающее сопротивление на другом конце. Мужчина перестал улыбаться — находка мало походила на утопленный мотор… Несколько минут Кучум сидел задумавшись, продолжая удерживать в руках натянутую верёвку. Потом, решившись, резко рванул «кошку» на себя…

В первый момент ничего не произошло. Кучуму показалось, будто тяжёлая донная находка поплыла к нему, влекомая прочной верёвкой. Мужчина принялся всматриваться в зеленоватую воду, пытаясь разглядеть неведомый «улов». Для удобства пришлось перегнуться через борт.

В воде что-то блеснуло…

Кучум не успел и глазом моргнуть, как его тело от неожиданного рывка вылетело из лодки, при этом пальцы продолжали сжимать верёвку с непонятной для самого Кучума силой. Он попытался разжать их, но добился лишь того, что правая ладонь будто окаменела. К этому времени он находился в воде больше минуты и совершенно потерял представление, где верх, а где низ. Воздух в лёгких заканчивался. Кучум запаниковал. Он стал рваться во все стороны, пытаясь разжать пальцы, попутно удивившись тому, что в реке, глубина которой не превышает трёх метров, он столько времени погружается в водную пучину…

Потом наступила апатия, и он понял: всё! — пальцев ему не разжать, а воздух в лёгких уже закончился. Тогда, страшно выпучив глаза, он широко раскрыл рот, и все воды Мирового Океана хлынула в его лёгкие…

Ещё через миг где-то впереди заиграли яркие разноцветные огоньки. Кучум из последних сил устремился на их весёлый танец. Истекла бесконечная секунда, и он оказался в крепких объятьях мрачных заросших людей, которые бесцеремонно скрутили ему руки и ноги, и точно мешок с картошкой швырнули в телегу, устланную полусгнившей соломой…»

Завтрак прошёл в молчании.

В конце его Агути сказал:

— Предлагаю сегодня и завтра объявить выходными. У каждого накопились личные дела.

Агути говорил как бы от своего имени, но Зодчий понял — он сделал это специально для него, потому что рассеянности Зодчего в последние дни не заметил бы только слепой.

Все охотно согласились.

Зодчий с благодарностью посмотрел на Агути, в уголках губ которого пряталась едва заметная улыбка, после чего принялся торопливо убирать со стола. Ему хотелось как можно скорее оказаться одному в своей комнате и думать, думать, думать…

Однако, закончив кухонные дела, он не пошёл к себе. Захватив все собранные за последние месяцы материалы, он решительным шагом направился в сторону Зокона. Шёл не наугад. Его вело предчувствие скорого открытия, и он знал, где думаться будет лучше всего.

Зодчий подошёл к щиту, недалеко от которого стоял врытый в землю длинный стол с памятным массивным чурбаком. Огляделся. Скрывающееся за слоями перисто-кучевых облаков солнце, заливало огромное поле приглушённым таинственным светом. Осадков на ближайшие часы вроде не ожидалось.