Николай Петри - Судороги Земли

Гоблин и Зодчий вопросительно посмотрели на Агути, словно тот мог знать причину странного поведения их товарища. Агути смущённо потёр лоб.

— Выходцы долго не живут… — сказал он, размышляя вслух. — И не потому, что здесь плохие условия (скорее наоборот). Дело в другом… Частичка каждого из нас осталась не только в том мире, откуда мы пришли, но и где-то в недрах Перехода. У кого-то такая частичка его «Я» может быть крохотной и никак не влиять на жизнь в Зоконе. А у кого-то Переход мог отнять не только прошлое, но и смысл всей нынешней жизни… Видимо, Фархад подошёл к своему Рубикону, и едва ли мы сможем повлиять на его выбор.

— Но ведь он не был таким раньше? — спросил Гоблин. — Я знаю его уже четыре года!

— А я — девять… — негромко сказал Агути. — Думаю, он просто устал.

— Я не устал…

Дверь тихо отворилась — на пороге стоял Фархад. Он склонил голову набок и рассеянно смотрел перед собой.

Прошла минута…

Вторая…

Фархад повторил:

— Я не устал. Я просто… с г о р е л…

«…Три долгих, почти бесконечных года службы на флоте, Фархад ждал этого дня. Он писал по три письма каждую неделю и получал почти столько же, за что заработал шутливое прозвище «почтальон». Не было случая, чтобы почта пришла в часть, а ему не нашлось в ней заветного конвертика. Сослуживцы завидовали. Но завидовали по-хорошему, радуясь, что есть ещё на свете такие любящие сердца.

Каждую неделю Фархад отсылал своей возлюбленной Лоле выстраданное за неделю стихотворение, с тихой радостью и светлым восторгом ожидая ответа. Стихи были наивными, но писались от всего сердца, и Фархад продолжал играть на своих сердечных струнах, извлекая наполненные чувством строки.

Так родилось одно из любимых Лолиных четверостиший:

К концу службы Фархад так «поднаторел», что писал коротенькие стишки для всех, кто к нему обращался. И даже для офицеров — на всякие торжественные мероприятия. Однако самыми сокровенными и идущими из глубины сердца оставались те, которые он посвящал своей девушке.

Так прошли три года. Служба закончилась, он поехал домой.

Путь к родным местам пролегал почти через весь Союз (и кому из военных начальников пришла в голову «гениальная» идея отправлять молодого парня служить не менее чем за тысячу километров от родного дома?..). За все пять дней и четыре ночи, в течение которых плацкартный вагон вёз счастливого «дембеля», Фархад спал едва ли больше десяти часов. Движение скорого поезда казалось ему настолько медленным, что порой он готов был выскочить из вагона и самолично толкать локомотив!

…В родной город приехал рано утром. На перроне его встречало множество народу: родные, близкие, друзья, знакомые и — Л О Л А! Фархад чувствовал, что его обнимают, целуют, тискают многочисленные руки, но он видел перед собой только одно лицо. Всё происходящее походило на сон, и королевой этого дивного сна являлась ОНА.

Потом было обильное застолье, крики, тосты, поцелуи, поздравления. Во всём этом суматошном гаме Фархаду светила единственная путеводная звезда — его Лола. Когда родня «нагрузилась» так, что некоторые забыли, зачем пришли, у Фархада появилась первая возможность остаться с Лолой наедине.

Они сидели в саду на скамейке и держались за руки. Час… Два… Три… Они не разговаривали (зачем? — их сердца беседовали столь красноречиво, что самые слабые движения губ могли разрушить любовную нирвану). После полуночи гости начали расходиться. Ушла и Лола в сопровождении подруги и старшего брата.

В эту ночь Фархад спал крепко, без снов, зная, что завтра с утра они отправятся на своё любимое место — «базальтовые столбы». Там они познакомились четыре года назад и только этому месту могли доверить общую радость встречи.

…До «столбов» добрались на «попутке». Ещё полтора часа шли по едва заметной тропинке, пока не оказались на огромной поляне, где спелеологи-любители разбивали базовый лагерь перед тем, как отправиться в мрачные глубины Змеиной Пещеры.

Но сегодня Лола и Фархад не собирались покидать благодатного солнечного лона, чтобы подменить его магическим хитросплетением узких ходов с вычурными сосульками сталактитов. Молодые люди хотели провести этот день в воспоминаниях и в построении планов на будущее, которое рисовалось радужным и счастливым.

Так и было.

Но только до обеда.

…Где-то над головой раздался свистящий звук, и они увидели, как по самой кромке каменных столбов, почти касаясь их серебристым фюзеляжем, скользит небольшой самолёт. То, как он летел, а также надрывный режущий звук говорили о разыгрывающейся у них на глазах трагедии.

Фархад вскочил на ноги, продолжая следить за неуверенными конвульсивными движениями самолёта. Лола схватила Фархада за руку — он почувствовал, как дрожат её тонкие пальцы. Самолёт успел пролететь над ними и, цепляясь за вершины деревьев, скользнул вниз по склону.

Фархад прямо перед собой увидел огромные глаза девушки, наполненные ужасом.

— Подожди меня здесь!.. — пересохшими губами приказал он и бросился в ту сторону, откуда донеслись звуки падения.

Он нёсся вниз по склону огромными скачками, а в спину больно давил режущий уши крик:

— Фарха-а-ад…

Долго искать самолёт не пришлось — впереди уже бушевало пламя. Фархад побежал быстрее, надеясь успеть до того, как произойдёт взрыв. Подойти ближе десяти метров не смог — мешало пламя. Фархад метался из стороны в сторону, пытаясь под поваленными деревьями разглядеть уцелевших. В какой-то миг ему показалось, будто под одним из стволов что-то зашевелилось. Фархад бросился туда и почувствовал, как неведомая сила принялась закручивать его тело в тугую спираль. Через короткий миг юноша уже не мог ни дышать, ни говорить…

Когда угасающее сознание показало фигурку бегущей Лолы, он не смог ничего сделать. Понимая, что жизнь оставляет его, а он не в состоянии предупредить любимую об опасности, Фархад так заскрежетал зубами, что посыпалась эмаль, а из правого глаза выкатилась багровая слеза… Слеза обожгла лицо сильнее, чем ревущее за спиной пламя…

…Потом он очутился в Зоконе.

Много часов провалялся в какой-то вонючей телеге, а затем, едва встав на ноги, оказался плечом к плечу со своими новыми товарищами. Это был единственный случай, когда двое суток подряд продолжался «громовой» Переход. Фархад утратил чувство реальности, чувство времени. Он продолжал стоять рядом с выходцами за огромным щитом, бездумно посылая стрелу за стрелой в живую копошащуюся массу впереди.