Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

По моему пониманию, место для укрытия было выбрано крайне неудачно. Стоит открыто. Пусть даже дальняя окраина города, и склады частью пустые стоят, но люди какие-никакие здесь все же имеются, поэтому у боевиков был реальный шанс засветиться.

— С транспортом постоянно перебои, потому и с подвозом товаров плохо, — так нам объяснил здешнее запустение кладовщик Малый, но сразу добавил. — Даже при таком раскладе идет работа: днем ездят подводы, грузят товар, развозя его по лавкам и магазинам, а ночью сторожа с колотушками обход делают.

Но даже не это было главным. Не мы, ни наблюдатели — жандармы, которые уже больше двух часов наблюдали за развалинами с разных точек, так и не смогли разглядеть люк, ведущий в подвал. Правда, остатки стен резко урезали общую картину осмотра развалин, кроме того было много нанесенного сора из веток и листьев, да и толком не рассмотришь, когда приходиться со всей осторожностью выглядывать из-за угла склада.

"Все равно. Что-то тут не так".

Я поделился своими соображениями с Пашутиным, тот со мной согласился, но в чем именно подвох тоже не имел понятия.

Предложенный ротмистром прямой штурм был отброшен сразу. Боевикам терять нечего и они бы принялись отстреливаться с яростной отчаянностью обреченных на смерть людей. К тому же они были нам нужны живыми. После некоторых раздумий был предложен другой вариант: дождаться сумерек, подползти как можно ближе и затаиться до того времени, пока они себя не проявят, а затем попробовать их схватить. При таком варианте тоже неминуемы потери, но их будет намного меньше, а вот шансов, что мы застанем террористов врасплох, больше. Когда Пашутин остановился на этом плане, было решено вызвать подкрепление. Я не принимал участие в обсуждении планов, предоставив это дело военным, а вместо этого, в который раз, прокручивал полученную информацию, но видно что-то ускользало от меня, беспокоя и раздражая меня, как надоедливая муха. Видимо, это невольно отразилось на моем лице, поэтому первая фраза, которую сказал подошедший ко мне Пашутин, была вопросом: — Ну, что надумал?

— Ничего, — ответил я ему. — Что-то здесь неправильно. Только что?

— Знаешь, мне почему-то кажется, что их здесь нет. Или вообще никогда не было.

— Может и так.

— Проверить все равно нужно, — он щелкнул крышкой часов. — Через полчаса окончательно стемнеет.

— Кто спорит, — согласился я с ним. — Ждать, так ждать.

— Господа хорошие, — неожиданно подал голос сторож в тулупе, — вы нас как, отпустите или нет? Нам ведь хозяин не за красивые глаза платит, а за работу.

— Ты еще поговори у меня морда каторжная!, — окрысился на него ротмистр. — Сказано: стоять! Стой! Или в каталажку хочешь?!

— Господа офицеры, будьте добры подойти ко мне, — неожиданно позвал офицеров Пашутин, а когда те приблизились, сказал. — Сейчас, пока светло, сделайте рекогносцировку местности, так как потом, вам обоим придется расставлять своих людей почти в полной темноте. И еще, господин подпоручик. Вам придется поставить с десяток своих солдат между ближайшими к месту развалин складами, тем самым отрезать возможность прорыва и дальнейшего бегства. По два человека на пост. И предупредите их, чтобы были особенно внимательны.

— Господин подполковник, — поинтересовался подпоручик, — сколько этих разбойников там может быть?

— Точно не известно. Но согласно тем данным, что нами получены: четыре-пять человек. А этих, — уже негромко сказал Пашутин, обращаясь к жандарму, — вы, господин ротмистр, отправьте на склад. Пусть кладовщик работает, а сторож вместе с ним пока посидит, но при этом приставьте к ним жандарма. После их отпустим. Вы свободны, господа.

— Так точно.

— Будет сделано.

Офицеры откозыряли и отправились к своим людям. Пашутин повернулся ко мне: — Ждем, Сергей.

Я ответил ему легким кивком головы. Мое ожидание вышло томительным, и не только из-за сырости и холода, сколько из-за червячка непонятного беспокойства, шевелящегося внутри меня.

Подполковник только щелкнул крышкой часов, как жандарм стоящий рядом со мной, сдвинул заслонку тайного фонаря, и чуть поднял его, освещая циферблат.

— Двадцать минут шестого, — тихо сказал он, затем щелкнул крышкой и спрятал часы в карман. Жандарм, бросил вопросительный взгляд на меня, а потом на Пашутина. Когда начнется? Было видно по его закостеневшему лицу, что он промерз до самых пяток и сейчас мечтал только об одном, как можно быстрее оказаться дома, в тепле, с чашкой горячего чая в руке.

"Мне бы тоже хотелось… — только я так подумал, как послышался торопливый топот сапог. Мы все трое повернулись на шум шагов. К нам подбежал жандарм, вытянулся и отрапортовал Пашутину: — Ваше высокоблагородие, разрешите доложить?!

— Давай!

— Наблюдатели доложили, что темно и они ничего не видят.

Пашутин обернулся к офицерам и сказал: — Ротмистр, пусть ваши люди снимут шашки.

— Будет сделано, господин подполковник.

— Соблюдать тишину! Ни слова, ни звука! Еще раз напомните об этом своим людям! Теперь вам, господа офицеры! Не забывайте о том, что бандиты нам нужны живыми. Что хотите, делайте, но брать живыми! Теперь идите.

Получив приказ действовать, командиры отрядов, забрав своих людей, отправились организовывать засаду. Нам с Пашутиным идти не было смысла, там и без нас командиров хватало. Коробов, с радостью на лице, принял на себя командование объединенным отрядом, очевидно считая, что теперь его награда уж точно не обойдет.

Какое-то время мы стояли и молчали, только вслушиваясь, время от времени, в топот множества тяжелых сапог. Когда он затих, стало слышно лишь шумное дыхание, да легкое топтание за нашими спинами жандарма, оставленного в качестве посыльного. Так, в ожидании прошло какое-то время, как вдруг со стороны складов вдруг раздался негромкий и неуверенный крик: — На помощь! На помощь!

Развернулись, мы бросились со всех ног на крик. Спустя две минуты подбежали к широко распахнутым дверям склада, освещаемые фонарем, висевшим на крюке, над самым входом. Именно здесь должны были быть кладовщик со сторожем, и стороживший их жандарм, но вместе них в круге неяркого света стояло двое испуганных солдат. Услышав топот наших ног, они резко повернулись к нам, выставив штыки.

— Стой! Стоять! Стрелять…!, — но стоило им увидеть офицерскую форму, как сразу вытянулись во фронт, испуганно тараща глаза на подполковника.

— Кто кричал?!

— Я…кричал, ваше высокоблагородие, — ответил Пашутину, одетый в длинную не по росту шинель, совсем еще молодой солдат. — Там это… мертвяк лежит. У мешков…

Обойдя солдат, я подошел к складской двери. В глубине склада на одной из опор висел фонарь, свет от которого давал возможность увидеть, что склад на треть был завален какими-то мешками, а перед ними лежало неподвижное тело. Я быстрым шагом подошел к нему. Это был жандарм, лежащий в луже крови. Наклонившись над ним, увидел, что у того разрублена голова, а рядом лежит окровавленный топор. Быстро огляделся вокруг. Никого и ничего. Ко мне тем временем подошел Пашутин. Бросив взгляд на мертвое тело, нахмурился, затем, ничего не говоря, резко развернулся и быстро зашагал обратно к двери. Я вышел вслед за ним. Остановившись рядом с жандармом, который стоял около двери с солдатами, он приказал: — Остаешься здесь. Никого не пускать. Вы двое! На свой пост! Живо!