Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

Встав к барьеру, поручик попытался улыбнуться, но это ему плохо удалось, улыбка вышла настолько кривой, что могло показаться, что он вот-вот заплачет. Он не хотел умирать, но при этом старался изо всех сил держать себя в руках. В чем я не сомневался, так это в том, что он прямо сейчас воззвал к богу, а может и к дьяволу, чтобы тот сохранил его грязную душу. Любой ценой. Пришла моя очередь усмехаться.

— Что страшно, Бахметьев?

Он видно хотел что-то сказать в ответ, но передумав в последнюю секунду, сжал губы так, что они побелели. Молодой подпоручик, с бледным, растерянным лицом, медленно подошел и встал на свое место, комкая от волнения перчатки. Похоже, дуэль уже перестала казаться ему местом проявления воли и храбрости мужественных офицеров.

"Хотя, может быть этому мальчику крови еще не приходилось видеть".

Какое-то время глаза Батюшкина перебегали от меня к Бахметьеву — Кречинскому и обратно, словно прося у нас разрешения дать ему сигнал, но в какой-то момент, решившись, он вскинул правую руку, а затем резко бросил ее, вниз, излишне громко крикнув: — Начинай!!

Выбросив руку вперед, я выстрелил. На месте левого глаза графа образовалась черная дыра, а в следующую секунду его тело глухо шлепнулось в кроваво-грязную жижу, разбрасывая брызги. Не успел он упасть, как к нему кинулись слуги с истошными воплями: — Ой, батюшки! Да как же это?!

Подпоручик какое-то время, в явном замешательстве, смотрел на труп графа, потом медленно, словно нехотя, зашагал к телу. Лакеи, скинув шапки, упали на колени прямо в грязно-снежное месиво, плача и по-бабьи горестно воя. Батюшкин, подойдя, с минуту неподвижным взглядом всматривался в лицо мертвеца, потом тряхнул головой, словно избавляясь от какого-то наваждения, бросил взгляд на меня, но сразу отвел глаза в сторону. Его губы задвигались, шепча молитву. Когда он трижды перекрестился, я посчитал, что правила приличия соблюдены и, подойдя к ним, спросил: — Надеюсь, вы не откажете подвезти меня до города?

Взгляд, которым меня прямо ожог подпоручик, можно было считать вызовом на дуэль, но слова так и не были сказаны, а после нескольких мгновений полных тяжелого и злого молчания последовал его кивок головой. За всю дорогу так и не было сказано ни одного слова, если не считать горестных причитаний слуг над телом своего хозяина.

По поводу последствий я не сильно волновался, зная о положительном отношении Николая II к дуэлям, который считал, что подобное решение проблем должно повысить моральные качества в офицерской среде. Зато скорость реакции родителей Бахметьева на дуэль стала для меня неожиданностью. Я знал, что его отец богат и влиятелен, но попасть к государю без предварительной записи не каждый министр сможет.

Уже на следующий день, возвращаясь, после тренировки, домой, меня перехватил курьер от государя с приказом немедленно прибыть во дворец.

"Почему курьер?! Неужели что-то случилось?!".

Приехав, я попросил в приемной доложить обо мне государю и тут же, от одного из адъютантов, я вдруг узнаю причину вызова: несколько часов тому назад у государя побывала группа придворных во главе с камергером двора Его величества графом Бахметьевым — Кречинским. Мне захотелось выругаться.

Император встретил меня недовольно-хмурым взглядом. С минуту курил, потом сухо спросил: — Вы мне ничего не хотите сказать, поручик?

— Что вы хотите услышать, ваше императорское величество?

— В прошении, поданном сегодня на мое имя, графом Бахметьевым — Кречинским, вас называют убийцей!

— Это была дуэль. Мой товарищ, капитан Волин, пригласил меня быть его секундантом, на что получил мое согласие. Когда ко мне пришли секунданты от противника моего друга, мы обговорили условия, но при этом один из офицеров оскорбил меня. Я вызвал его на дуэль. На следующее утро мы стрелялись.

— Пусть так, но вы застрелили, кроме штабс-капитана, сына графа. У вас с ним ссоры не было. Или что-то было?

— Ваше императорское величество, я вам все объясню, но чтобы не быть голословным, прикажите найти и прибыть к вам подпоручика Батюшкина. Он был вторым секундантом графа.

За то время пока мы ожидали, я рассказал, как происходила дуэль, но при этом ни словом не упомянул о трагедии семьи Волиных, потом попросил не наказывать мою охрану. Государь, зная меня, молча, кивнул, соглашаясь со мной. Наконец, на пороге кабинета, появился, подпоручик Батюшкин. Он удивился моему присутствию в кабинете государя, но затем, несмотря на волнение и некоторую сбивчивость рассказа, подтвердил сказанное мною. Стоило ему закончить, как я обратился к государю с вопросом: — Ваше императорское величество, что вы знаете о трагедии семьи Волиных?

— Волины? Интересно, что я должен о них знать?

"Что и требовалось доказать. Меня выставили убийцей двух славных офицеров, а о подоплеке дела, позорной странице из жизни Бахметьевых — Кречинских предпочли не упоминать. Логично. Если об этом узнают в обществе… Скандал будет… На пол России слухи разнесутся".

— Капитан Волин, вызвавший на дуэль графа, защищал честь своей семьи… — затем я кратко изложил о двойном горе, постигшем семью Волиных. Подпоручик, услышав о "подвигах" графа занервничал, а затем и вовсе опустил глаза в пол, словно набедокуривший мальчишка, которого застали на месте преступления. У императора уже на середине моего рассказа исчезло злое раздражение, оставив вместо себя досаду. Стоило мне замолчать, как он ткнул потухшую папиросу в пепельницу, резко встал, и ни слова не говоря, обойдя стол, остановился у окна. Несколько минут стоял неподвижно, глядя в окно, потом резко обернулся ко мне и сердито спросил: — Почему они не обратились ко мне?!

— Все очень просто, ваше императорское величество. Их запугали, а затем купили. Кто они, а кто камергер его императорского величества двора Бахметьев — Кречинский?

Последнюю фразу я произнес с явной издевкой. Императору не понравились мои слова, что было заметно по тени раздражения на его лице, но отвечать на мой сарказм не стал, только спросил: — Если такое понадобиться, они согласны предстать перед судом и дать показания?

— Да, ваше императорское величество.

Словно только теперь заметив Батюшкина, он отпустил его: — Вы свободны, подпоручик!

Когда за офицером закрылась дверь, император резко стал мне выговаривать:

— Пусть это объясняет и даже по большей части оправдывает…гм… ваши действия, поручик! Решать подобные дела частным порядком неприемлемо! Все должен решать офицерский суд чести! И только он! А так вы противопоставили себя офицерскому обществу и нарушили правила Дуэльного кодекса! И здесь граф прав!

— Пусть так. Вот только насчет "убийцы" я не согласен, пусть лучше будет слово "палач".