Станислав Смакотин - Цусимский синдром

– Жду вас на обед, господин Смирнов. Нам есть что обсудить… – Подумав, добавляет: – Придете с Аполлонием Михайловичем.

Адмирал отворачивается, тяжело шагая налево, к входу в рубку. На мостике никого не осталось, лишь Македонский ждет у двери. Рожественский делает приглашающий жест. Старший офицер вытягивается, почтительно отступая, и следует за ним.

Руки, ну пожалуйста, отдеритесь, а?.. Не торчать же мне тут все время! Я с тоской провожаю взглядом командующего. Где, в конце концов, корабельный врач? Матавкин где?! Тут человек погибает, а он…

Кто-то касается правого плеча. Оборачиваюсь – неужели?.. Как живой! Откуда взялся?!

– Вячеслав Викторович… – выдыхает тот.

– Руки как отодрать? – в истерике киваю я вниз. Голос срывается на хрип.

– Секунду… Это нервное у вас, подождите… – лезет в карман. – Дышите глубже! – сует мне в нос пузырек.

«А-а-а-а-а!.. Нашатырь!» – Руки отскакивают сами.

– У вас ром остался?

– Идемте со мной…

Как быстро тут все происходит. Не успеваю я толком приложиться к бутыли под участливым взглядом Матавкина… Наплевав на формальности с этикетом, жадно глотая прямо из горла… Как в дверь раздается стук:

– Ваше благородие, я к его благородию поручику Смирнову!

Ваше… Благородие!.. Госпожа чужбина… Надо было Матавкину эту песню напеть. Понравилась бы, уверен! Впрочем, еще ведь не вечер? Стало быть, теперь я «благородие». Хм, неплохо! Так, а кто это ко мне? У меня появились служебные обязанности?

Матавкин отступает, пропуская усатого унтера в годах.

– Ваше благородие, – обращаясь уже ко мне, козыряет тот, – не изволите подняться? – Усатый держит в руках непонятного назначения длинный предмет.

Ошеломленно гляжу на Матавкина. Если мне не кажется, то в усах его кроется ехидная улыбка.

Что-что там у матроса? Розга? Посвящение в поручики мне пришел делать?..

Покорно подымаюсь, ожидая, что будет дальше.

– Та-а-а-ак… – Усатый ловко нагибается, прикладывая ко мне «розгу».

Ах ты… Так бы и говорил, что мерки пришел снимать! А то после последних событий я… Немного нервничаю, говоря мягко!

Хмурый унтер долго не задерживается и, обмерив меня всего, исчезает, что-то бормоча под нос. Немного переживаю, как сядет новая форма! Ибо вместо фиксации мерок тот пользуется исключительно памятью.

Не успевает он уйти, а я вновь взяться за ром, как в дверь новый стук:

– Аполлоний Михайлович, добрый день! – В каюту входит интеллигентного вида офицер в погонах мичмана. – Здравствуйте, господин поручик, – отдает мне честь. – Я к вам от его превосходительства!

Порываюсь поприветствовать встречно, но вовремя останавливаюсь. Мой военный прикид пока в пошиве. Поэтому лишь встаю, отвешивая церемонный поклон. Получается развязно и не к месту… Ром штука подлая… И такая… Коварная!..

– Младший флаг-офицер штаба Владимир Николаевич Демчинский, – представляется тот. – Господин адмирал поручил доставить вам письмо, – протягивает мне пакет.

Принимая посылку, я напрягаю мозг. Демчинский, Демчинский… Где-то я твою фамилию уже встречал… Где?.. Читал что-то на форумах?

Как-то вечером в родном Томске я от нечего делать полез на цусимский форум. В тот раздел, где по ниспадающей идут показания сперва Рожественского, затем Небогатова и так далее. Фамилия Демчинского там тоже присутствовала, помнится. И упоминалась в связи…

Точно! Память услужливо выбрасывает слово «телеграф». Демчинский – тот самый инженер, бросивший карьеру ради романтики флота!

– Подождите!.. – почти кричу я ему вдогонку. – Владимир Николаевич, вы ведь до войны телеграфистом были? – Я тут же понимаю, что сморозил глупость.

Аполлоний укоризненно качает головой, но уже поздно.

Демчинский удивленно оборачивается:

– Нет, хотя… Работал инженером у «Сименса и Гальске». – Мичман останавливается в дверях. – А мы с вами разве знакомы? – прищуриваясь, всматривается в мое лицо.

– Я о вас слышал, Владимир Николаевич. Вы обо мне вряд ли… – добавляю я и, не давая ему опомниться, продолжаю: – Скажите, а с телеграфным делом на эскадре совсем худо? Специалисты по работе с новыми аппаратами на всех кораблях имеются?

Столь неожиданный поворот явно застает Демчинского врасплох. Тот вопросительно смотрит на Матавкина, который успокаивающе кивает, затем вновь на меня.

Да ладно ты, мичман, не дрейфь! Все свои!

– Специалистов на кораблях хватает… – нехотя отвечает мичман. – Но система организации такова, что во главе стоят люди, зачастую несведущие. – Минные офицеры, – добавляет он, чуть подумав. – Если бы настройка аппаратов была отдана инженерам… – Демчинский беспомощно разводит руками. – Но это невозможно, иначе придется менять всю структуру.

Все ясно. А во время боя даже командования не смогут передать Небогатову по телеграфу. Все станут делать по старинке, посылая сигнальщиков на убой! Одного за другим на горящую палубу, под осколки…

– Не изволите чаю, Владимир Николаевич? – сглаживает Матавкин неловкую паузу.

– Благодарю вас, но бегу! – Демчинский еще раз недоверчиво оглядывает меня и молча откланивается.

Аполлоний явно хочет что-то спросить, однако воздерживается. Я тоже не спешу делиться выводами. Молчание затягивается.

– Ну-с, давайте взглянем на письмо! – вторично нарушает он тишину.

Разворачиваю гербовую бумагу с орлом. Пробегая несколько строк с витиеватостями вроде «соизволилъ отдать следующий приказъ», наконец, разбираю корявый почерк:

«…Поручикъ Смирновъ Вячеславъ Викторовичъ назначается в штабъ II эскадры Тихого океана Его Императорского Величества в должности младшего офицера.

Подписано: З.П. Рожественский.

Пятое мая одна тысяча девятьсот пятого года».

Приехали. Кстати, подписи Колонга нет. Хотя вроде должна… А личное дело? А как быть с тем фактом, что меня вообще нет, и не то что в списках армии, вообще в этом времени «нетъ»?..

– Еще что-то… – вытаскивает записку из конверта Матавкин. Разворачивая, отдает мне. Читаю: «Назначение выдано Вамъ для внутреннего пользования на эскадре. Приказъ по эскадре не объявлялся».

То есть я «как бы» поручик и «как бы» при штабе? Ловко. Бумага «на предъявителя»? Вспоминается почему-то писулька миледи из «Трех мушкетеров: «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. Ришелье».

Нет, ну а чего ты хотел? Посвящения в русский офицерский корпус? Жирно не будет для вчерашнего утопленника?

– Поздравляю, Вячеслав Викторович! – Матавкин крепко жмет руку, улыбаясь. – Теперь вам будет значительно проще. А в премудрости здешние я вас постепенно посвящу, не волнуйтесь.

Когда посвящать станешь, Аполлоний? Сегодня пятое, до сражения девять дней… Или не будет у нас сражения?