Станислав Смакотин - Цусимский синдром

«Игра началась, Слава». Я пулей несусь к трапу на палубу.

Рожественский решил не разворачивать всю эскадру. Это становится понятно, как только я поднимаюсь наверх. Хочет атаковать или, по крайней мере, отпугнуть крейсеры неприятеля быстроходными кораблями.

Перестраиваясь по ходу движения в строй фронта, наш отряд, описав циркуляцию, движется в обратном направлении. Туда, где дымят сопровождающие нас вымпелы адмирала Катаоки. Слева, чуть впереди «Суворова» – «Александр», за ним виден борт «Орла». «Ослябя» и «Бородино» выступают впереди, ведя огонь носовыми башнями. Орудийная канонада растекается над морем – эхом гулко отдаются пушки соседей. Отряд Небогатова продолжает двигаться норд-остом, и, кажется, огонь поддерживают его замыкающие.

Ни черта не видать отсюда, с кормы… А что, если подняться в рубку? В боевую-то нет, разумеется… Адмирал расчувствуется, пожалуй… А в обычную? Чего, выгоните? Секунду я раздумываю. Очередной выстрел с бака заставляет принять решение: «Принято!»

Прохожу вдоль левого борта, хватаясь за все подряд: палуба так и норовит уйти из-под ног, качка все еще приличная. Центральная шестидюймовая башня повернута вперед, пушки задраны, но молчит. Осторожно огибаю ее: пальнет – останусь без слуха надолго. Если не навсегда. Обходится. Сверху отлично видно, что полупортики трехдюймовок откинуты, борт хищно щетинится орудиями…

Пш-ш-ш-ш-ш… Неожиданный звук вслед за шлепком заставляет втянуть голову в плечи. Удивленно останавливаюсь, рефлекторно оглядываясь: метрах в сорока от корабля из моря поднимается… Водяной столб, сияющий изнутри ярким желтым светом! Смесь огня и воды?.. Шимоза?! Японцы отвечают!.. Словно завороженный я ошарашенно замираю на месте, не в силах оторвать взгляда. Время замедляется: звуки выстрелов превращаются во что-то тягучее. Фонтан, достигнув своего пика, неспешно оседает обратно, сливаясь с поверхностью моря… Рядом, заметно ближе, начинает вырастать еще один. Цок, цок… Что-то звякает о броню рядом. Звук осколков заставляет встрепенуться, выводя тело из оцепенения.

Судорожно хватаясь за мокрые скобы, добираюсь до уровня боевой рубки, оказываясь между двумя мелкашками. Здесь уже многолюдней – несколько сигнальщиков замерли в ожидании, лица молчаливо напряжены. Чуть дальше, у боевой рубки, толпятся несколько штабистов: узнаю Семенова с большой подзорной трубой, у Клапье в руках вижу большую тетрадь, что-то записывает… Адмиралу не мешаете в щель смотреть, нет? Не то, чай, обзор-то загораживаете?

Наконец на мостике ходовой рубки замечаю Данчича с биноклем. Вот ты-то мне и нужен, дорогой… Как и мостик! Сейчас я, только не уходи никуда. Прыгая через две ступеньки, пулей взлетаю наверх.

– Борис Арсеньевич?.. – Мне приходится почти кричать, чтобы меня услышали, – голос теряется в грохоте канонады.

Тот все же либо не слышит, либо делает вид, не реагируя. Не суть важно. Отсюда отличный обзор, и я подношу оптику к глазам, встав с ним рядом.

Японцы отвернули, это хорошо видно. Все тем же строем фронта уходят обратно, отстреливаясь, – серые силуэты то и дело извергают яркие вспышки. Кажется, тот, что правее, дымит сильнее остальных… Подбили?

Тут же прикидываю расстояние до неприятеля – не более сорока кабельтовых. Наш отряд к этому времени почти разминулся со строем Небогатова… Неужели Рожественский решил идти в атаку одними броненосцами? А как же крейсеры?!

Перевожу окуляры налево: мало что можно различить – обзор почти закрывают надстройки «Александра», три броненосца за ним видимости отнюдь не прибавляют…

– Борис Арсеньевич!.. – делаю вторую попытку, надрывая голос.

Тот удивленно оборачивается – похоже, все же не слышал.

– Говорите!.. – Голоса почти не слышно.

– Крейсеры разве не атакуют?..

– Не слышу… Что?.. – наклоняет он голову.

– Крейсеры!!! – не стесняясь, ору я на него. – Где?!

– Сейчас увидите!.. – Он показывает рукой налево, перехватывая бинокль. – Крейсерский отряд восточней второго отряда, сейчас должны показаться…

В этот момент носовая башня выбрасывает облако дыма из правого ствола, и уши немедля забивает вата. В несколько плотных, спрессованных слоев. Данчич что-то кричит, но я уже ничего не слышу. Через пару секунд издалека доносится его голос:

– …был вести огонь по флагману «Ицукусима», он правее! – указывает биноклем вперед. – Несколько попаданий, на борту пожар… Видите или нет? – Вид у лейтенанта необычно возбужденный. Будто шальной.

Торопливо шарю трясущимися окулярами, пытаясь поймать изображение… Есть! Теперь – вижу!.. Сквозь густой дым крайнего корабля начинают прорываться огненные всполохи. И… кажется, он начинает отставать?! Мне точно не мерещится?

– Борис Арсень… – Я не успеваю договорить.

Яркая вспышка в районе полубака заставляет зажмуриться, и в следующую секунду что-то сильно ударяет меня по спине. Открыв глаза, обнаруживаю себя лежащим на досках – оказывается, это не меня ударило, а я рухнул плашмя… Жив? Быстро ощупываю тело. Вроде все работает… Справа на четвереньки поднимается лейтенант – фуражка сорвана, по переносице со лба стекает темная струйка. Ничего не слыхать, но, если судить по мимике, чертыхается так, что черти в аду икают:

– …нокль, нехристи!.. Двадцать рублей золотом отдал… – наконец доносится до меня.

Вот же… Чертяка!.. Я невольно засматриваюсь на костерящего на чем свет стоит японцев Данчича. Нас тут чуть не убило, а ты – двадцать рублей… Начинаю невольно улыбаться – его бинокль действительно безнадежно разбит: из разломанного корпуса торчит кусок треснутой линзы. Помогая друг другу, оба поднимаемся на ноги.

Снаряд крупного калибра разорвался прямиком перед носовой башней, вырвав из палубы несколько досок. От черного пятна с пляшущими языками пламени по краям курится едкий дымок, источая тошнотворный, ядовитый запах… Пошатываясь, неуверенно подхожу к краю мостика – внизу стояли сигнальщики. Двое матросов корчатся на настиле, под одним быстро растекается красная лужа… Унтер-офицер, сидя на корточках, привалился к щиту, обхватив руками голову.

Надо помочь! Где же санитары, мать вашу?.. Я не успеваю додумать: не обращая внимания на попадание, носовая башня методично делает очередной выстрел по неприятелю. И немедленно, вторя ей, стреляет вторая по величине, из обоих стволов, залпом…

– Дайте сюда бинокль!.. – Данчич буквально срывает с меня матавкинскую собственность.

Эй, ты один поломал уже, не тебе за него отвечать, типа?.. Положи на место!..

– Смотрите!.. – не обращая внимания на сопротивление, орет во все горло лейтенант. – «Ицукусима» в огне!.. Кренится!..

«Где?!» – пошатываясь, перехожу на правую сторону наблюдательной площадки. В глазах все расплывается, двоится, но…