Максим Субботин - Сердце зимы

Арэн слушал внимательно. День? Лучше бы два, но по старой армейской привычке он всегда исходил из самого худшего варианта.

– Все расходитесь по домам, – приказала старая женщина. – Ты, – ее крючковатый палец указал на дасирийца, – останься.

– Зачем? – Арэн позволил себе вымученную улыбку. Кажется, его для чего-то позвали. Судя по озверевшему виду старосты, определенно не для того, чтобы попросить прощения за утраченное северное гостеприимство.

– Будешь на совете. – Мудрая велела старосте молчать, как только тот попытался встрять с гневными речами. – Ты мудр, чужестранец, твои советы уже помогли нам выстоять. Я прошу помочь еще раз.

– Тогда я прошу, чтобы на этот совет допустили моих друзей, – потребовал Арэн. – Они многое повидали, и их советы не менее ценны, чем мои.

– Пусть будет так, – согласилась северянка. – Варай, считаю, долги их отданы, и больше никто из твоих цепных псов не будет стоять у них на пути. Ты понял меня? – Она требовательно ждала ответа.

Не сразу, но северянин согласно кивнул головой.

– Только что же делать с Большим очагом? – спросил он.

– Ты глава? Вот и разведи огонь.

В доме старосты, мало чем отличавшемся от прочих домов в деревне, пахло хлебом. В комнате, где посадили чужестранцев, стоял тяжелый стол, сколоченный из грубых досок. Кругом него – лавки, покрытые шкурами. В углу горел очаг. Арэн заметил на стенах несколько голов медведей и шкуру белого тигра – ценнейший мех, за который расплачивались золотом. Варай, видимо, держал ее для статуса – о свирепом нраве и кровожадности белых тигров Кельхейма рассказывали еще со времен Первых людей. Жена старосты, ладная милая девушка, годами чуть младше Хани, приветливо усадила гостей к столу. Она носилась вокруг, как легкий ветерок, поднося новые блюда с едой. Ее порядком округлившийся живот также не остался незамеченным. Судя по его размерам, староста ждал наследника к концу весны.

Миара, глядя на девушку, кривила губы в горькой ухмылке, но ей хватило благоразумия держать свое желчное мнение при себе.

– Господин, вас можно поздравить с ожидаемым прибавлением в семействе? – Банрут, простодушный как всегда, прижал ладонь к груди. – Отцовство – великое событие в жизни каждого мужчины.

– Я уж дважды был отцом, – насупился Варай и замолчал. Продолжил только после того, как молодая хозяйка покинула комнату. – Мою первую жену с двумя годовалыми младенцам убила хворь. Хильда – сестра покойной жены, осиротела вскоре после того, как боги отняли у меня Брунду и детей. Я взял Хильду в свой дом. Прошлым летом Мудрая нас соединила.

– Сколько ей лет? – не удержалась Миара.

– Этой весной будет пятнадцать, – ответил северянин.

Таремка уткнулась взглядом в стол, будто хотела высмотреть что-то среди переплетенных жил плохо отесанной столешницы. Миара родилась в семье торговца и богача. С малых лет коренная жительница теплых таремских земель обучалась грамоте и пению, музыке и истории, астрономии и математике. А еще фехтованию, езде верхом в мужском седле, стрельбе из лука и прочим премудростям, которым, по традициям Тарема, женщин обучали наравне с мужчинами. Таремские женщины не спешили выходить замуж, если только замужество не было подкреплением успешного торгового союза двух купеческих династий. Вместо этого они частенько пускались в странствия по свету, чтобы вернуться обогащенными опытом и знаниями. Таремка могла покрыть себя несмываемым позором, если выходила замуж раньше тридцати по такому недостойному поводу, как любовь.

Вместо глиняных кружек хозяйка поставила медные, грубой работы, кубки. Староста собственной рукой разлил в них игристое янтарное вино и пригласил гостей угощаться. Ели молча.

Мудрая пришла только когда первый стол уже был убран, и на сладкое Хильда подала пирог с брусникой. Теплые куски сдобы источали теплый ароматный пар.

– Я послала птицу с вестью в Холмы, к своим сестрам, – сказала Мудрая, садясь у самого очага. Она протянула руки к огню и потерла их, будто целую вечность провела в холоде. – Но сейчас зима, коршуны и орлы повсюду, и они голодны.

– Осталось пять десятков человек, кто способен оборонять деревню, – староста затеребил косы в бороде. – С детьми и женщинами около девяти десятков будет.

– Почему бы нам не вернуться обратно? – предложила Миара. – Неужели нет ни одного пути на юг, кроме того, по которому пришли мы?

– Весна подошла, мамонты возвращаются с зимовья в земли Кельхейма. – Старая женщина покачала головой. – Нельзя становиться им поперек дороги.

– Нужно уходить, оставлять деревню и прятаться, – Арэн посмотрел сперва на Варая, который сделал вид, будто не слышит его, потом на старую северянку. – В Хеттские горы.

– Все там сгинем. – Мудрая смотрела в огонь, и в ее взгляде заплясали языки пламени. Огонь будто силился растопить молочную пенку на старческих глазах.

– Здесь тоже, – настаивал Арэн. – В горах нас не смогут окружить. Замок моего отца стоит в ущелье – я знаю, как оборонять горы.

Старуха отмалчивалась, и за нее сказал староста. Он встал, сделав широкий круг по комнате, потом развел руки, будто собирался обнять весь мир.

– Чужестранец, это – наша земля. Многие годы наши прадеды жили на ней, с самого основания. Чтили духов предков, чтили богов и прославляли имена павших воинов. Мы живем с того, что дает нам море, земля наша не так плодородна, чтобы прокормить всех детей севера. Куда нам идти? Что с нами станет, если уйдем от земли и воды, от того, что нас кормит?

Он смотрел на дасирийца так, будто ждал ответа. Но у Арэна его не было. Он знал только, что еще одного нападения деревня не выдержит. В прошлый раз твари отступили только потому, что дух, призванный Хани, расправился с троллем. А тролль пришел за детьми. Шарашам нужны дети. Зачем? Он не знал. Да и кто сможет ответить? А значит, твари будут нападать снова и снова, пока не получат желаемое. Ох, прав был Раш, когда говорил, будто кто-то их направляет. Можно сражаться против бестолкового неорганизованного стада и даже рассчитывать на победу. Вкупе с хорошей стратегией и пятьдесят человек могут превратиться в значительную силу, но если противник так же умен и настойчив – им ни за что не выстоять. Разве что сам Хаос залезет в человечью шкуру и встанет на их сторону.

Арэн высказал сомнения вслух. Спокойно и обстоятельно, чтобы понял даже недалекий Варай.

– Мы никогда не убегали, – стоял на своем староста. Раззадоренный решимостью Арэна и тем, что Мудрая не поддерживала его самого, он вошел в раж. – Если так будет угодно Скальду, мы сразимся – и погибнем. Но не прослывем на весь Север трусами.

– Очень неразумные слова говоришь, господин, – вмешался в разговор Банрут, грея ладонями чашу с подслащенным молоком. – В отступлении нет ничего позорного. Позорно отдаться глупой смерти. У моего народа есть легенда о великом воине Тархи, славном, как вольный южный ветер. Как-то он возвращался домой, но путь ему перегородил великан, такой огромный, что голова его закрывала солнце. Тархи знал, что ему не одолеть великана. Знал он и то, что на пути, по которому он пришел, лежит огромная непроходимая пустыня, со смертельно опасными зыбучими песками. И лишь немногие знали, как пройти так, чтобы в них не попасться. И Тархи отступил, а великан пустился в погоню. Несколько дней и ночей бродил великан по пустыне. Он ослаб. И когда его ноги увязли в песках, Тархи вышел к нему и отсек голову, не боясь больше могучего противника. – Банрут окунул губы в молоко, глотнул и мягко улыбнулся. – Скажи мне, господин, трус ли Тархи?