Максим Субботин - Сердце зимы

К удивлению Арэна, староста не торопился с ответом. На его лбу пролегли борозды белесых морщин. Когда он заговорил вновь, слова северянина звучали куда разумнее.

– В Хеттских горах полно огненных пещер, земля там лопается от раскаленного пара. В глубинах водятся дагфари, а летучие мыши высасывают кровь из всякого, кто потревожит их покой.

– Далеко до этих гор?

– На восток пара часов лошадьми, три – санями, – Мудрая то и дело ловила ладонью воздух у рта в поисках трубки. Не находя ее, разочарованно шлепала губами. – Мы верим, что наш основатель Ярик пришел с берега океана, через проход в Хеттских горах. Но ход за ним завалило камнями, и больше никто никогда оттуда не возвращался. Все смельчаки сгинули без вести.

– Это лучше, чем ждать смерти, – пожал плечами Арэн. Рассказы о дагфари его не пугали. Он с детства привык к страшным сказкам няньки-рабыни, в которых огненные твари убивали невинных младенцев и совращали человеческих женщин – именно так, если верить словам старой рхельки, появлялись все дагфари Эзершата. За свой недолгий век Арэн видел многое, но ни разу не встречал ни огненных созданий, ни рогатых порождений человека и огня. – Решайте, пока есть время.

Теперь тишина в доме старосты поселилась надолго. Ее нарушали лишь треск пожирающего поленья огня, тихие шаги молодой жены Варая да еще негромкие окрики дозорных с улицы.

– На рассвете выступаем, – наконец, сказа Мудрая.

– Я бы не стал ждать… – начал было дасириец, но она перебила его.

– Может, больше этим людям не дано вдосталь поесть и поспать. Никто не отнимет у них последний сон в теплых постелях. Погода завтра будет ласковой, к полудню доберемся до горной стопы.

На том и решили. Арэн в сопровождении Миары и иджальца покинул дом старосты сразу после ухода Мудрой. Дасириец поблагодарил врачевателя за вмешательство, а тот добродушно улыбнулся, дрожа на холоде, словно осиновый лист.

– Мы ехали к Белому сьеру Северных земель, чтобы попросить помощи для себя, – ворчала Миара, – а вместо этого застряли в дремучей глуши. Остается только молиться, чтобы за время, пока ты будешь спасать сотню безмозглых варваров, в могучей Дасирии не случилось ничего такого, что обезглавит твою семью.

Арэн знал, что она говорит из желания досадить. Пройдет немного времени, таремка простит его и, может быть, даже извинится. Но никогда не забудет и при случае будет напоминать, как его сердобольность чуть не стоила ей жизни. Если, конечно, они останутся живы.

– Я знаю, что ты беспокоишься за… за всё, – примирительным тоном ответил дасириец. – Уверяю тебя, Миара, нужно намного больше времени, чем пара недель в заснеженных равнинах, чтобы уговорить старого Шаама пойти против совести и интересов Империи. Вечному граду и его интересам ничего не грозит.

Таремка зашипела, как горная кошка, у которой спугнули долго подстерегаемую добычу.

– Никому, даже всем военачальникам Дасирийской империи, не справиться с высокими стенами Тарема. И уж тем паче таремцам хватит золота, чтоб купить хоть бы и целую армию Народа драконов или выкупить Бессмертные легионы из мертвых чертогов, если будет необходимо! Или мне напомнить тебе о мирных договорах, которые предки ваших императоров принесли к воротам Тарема?

Арэн рассмеялся, нежданно даже для себя самого. Миара была истинной дочерью Тарема – гордая и своенравная. И как все его жители, бесконечно уверенная, что скорее небо грохнется на землю, чем падет Тарем.

– Послушай, Миара, и ты, Банрут. Вы сами видите, как нас встречает северный народ. Кельхи, похоже, не особо терпеливы и добродушны. Мой отец мудр, но он явно недооценил нравов этих бородачей. – Арэн понизил голос до шепота. – Вряд ли сьер не станет читать письма и слушать меня, если я заручусь поддержкой местных. Это нашествие – шанс показать, что дасирийцы знают, что такое храбрость, и не убегают со всех ног, если есть хоть один шанс победить. Он должен верить, что наш союз будет выгоден не только Шаамам, но и Северным землям. Если Раш привезет Хани и она действительно поговорит с бабами в той их огромной башне – это тоже будет мне на руку. – И тверже добавил: – На руку Империи и Тарему.

– Я помолюсь Равновесию, чтобы ты оказался прав, – не разделяя оптимизма друга, ответила Миара, зевнула и приостановилась, позволяя Арэну открыть ей дверь в «Медвежью лапу».

Хани открыла глаза, растревоженная ржанием лошади. Обычно кобыла была спокойна и подавала голос только на хозяйский свист. Северянка села и рассеянно пошарила рукой в поисках лука.

Раш сидел на самом краю обрыва, и Хани сперва показалось, что он вот-вот сиганет вниз. Но прошло немного времени, а чужестранец так и продолжал сидеть, недвижимый, как коршун, высматривающий добычу.

Девушка поднялась на ноги, повела плечами, потягиваясь. Подошла к кобылке, погладила ее. Животное перестало ржать, но продолжало прясть высокими мохнатыми ушами. Между ними шерсть сворачивалась двумя вихрами непроросших рогов – знак примеси крови артумских рогатых хобов; многие северяне считали, что на таких лошадях ездили еще Первые люди. Кобылица Хани была мельче, но грива ее спускалась чуть не до самой земли, а ноги покрывал густой курчавый мех. Год назад Хани получила ее в подарок от отца. И, так уж случилось, лошадь осталась ее единственной ценностью.

– Что там? – наконец решилась спросить северянка.

– Дым от костра. – Раш показал на высокую гряду холмов впереди. – В воздухе пахнет жареным мясом, мой желудок проснулся раньше меня.

Хани насторожилась. Сначала она не увидела ничего, кроме поросших кедрами белых возвышенностей, но потом взгляд наткнулся на тонкую струйку дыма. Он тянулся откуда-то из-за густых зарослей вечнозеленого кустарники.

– Я не слышу запаха, – принюхавшись, сказала Хани.

– Наверное, потому что ты его проспала. Кто бы там ни был, он ушел до рассвета, не потрудившись как следует засыпать костер снегом.

– Это прогневит духов, – озадачилась она.

– Никто из северян не совершил бы такой необдуманный поступок, так ведь? – Раш выпрямился, поглядывая на Хани с немым вопросом.

Хани сразу поняла, куда он клонит.

– Не все северяне знают эту дорогу, откуда бы ее знать чужестранцам?

На это он ничего не ответил.

Спуск с холма занял меньше времени, чем подъем. Кобыла, привыкшая к узкой тропе, шла ровно, выбивая тяжелыми копытами куски земли из-под снега. Спустившись в долину, сделали привал. Раш долго изучал высокую гряду. Покатый склон не предвещал затруднений с подъемом.

– Я не увидел тропы, – сказал чужестранец, жуя ломоть хлеба вприкуску с копченым окороком.

– Никто не увидит, если не знает, куда смотреть. – Хани снова вспомнила дым от костра и подняла голову, пряча за ладонью глаза от слепящего солнца.