Александр Афанасьев - Время нашей беды

– Если опознаем.

– А, ну пошли…

У копанки пахло мертвечиной. Эсбэушник поморщился.

– Он что, умер?

– Може й так. Кацапи взагалі дохнуть як мухи, – ответил комендант и искренне, радостно засмеялся.

Тем временем охранники откатили стоящую на крышке тракторную телегу, один из них присел на корточки перед лазом.

– Эй! Колорад! Вилазь давай!.. Вилазь! Комусь сказано?

Но дыра в земле мертво молчала.

– Куди веде ця нора? – спросил эсбэушник, перейдя почему‑то на украинский. – Він міг піти низом?

– Та ні, – комендант лагеря вытер вспотевший лоб. – Бути такого не може. Там метану багато, там кілька шахтарів загинуло. Бути не може.

Эсбэушник показательно молчал.

– Петро! Біжи, знайди, хто працював на копанках. Швидко! Треба лізти в цю нору.

– А що сказати?

– Скажи, що відпустимо! Біжи, що ти стоїш!

Телохранитель, тяжко топая ногами, побежал к бывшему коровнику.

– Погано тут у вас? – сочувственно спросил эсбэушник.

– Та ні, жити можна. Тут межа поруч, російські прикордонники, ОБСЄ. Вони стріляти не ризикують. Це далі бєспрєдєл починається.

– За нам стріляли, коли ми їхали.

– Днем безпечно, це в ночі починається. Треба всіх кацапів звідси виселити.

Эсбэушник на это ничего не ответил.

– А як у вас в Києві, що чути?

– Ми з Харкова.

– А, зрозуміло. Кажуть, там знову вибухи були.

– Працюємо… – сказал эсбэушник.

Охранник приволок троих местных, которых забрали за бытовой сепаратизм (при обыске нашли символику ЛНР и России), и объяснил им, что надо делать. Те стояли, смотрели в землю, потом один буркнул:

– Страховку надо. Трос.

– Яка страховка, лізь! Він там недалеко!

Айдаровец передернул затвор автомата.

Русский посмотрел на автомат, сплюнул. Коротко переговорил с двумя остальными, начал скидывать немудреную одежонку…

Пленный был там, но к нему пришлось спускать трос и вытаскивать. Когда тело показалось из‑под земли, комендант, бывший львовский мент, от которого избавились коллеги, выпихнув в зону АТО, взмахнул руками:

– Він мертвий? Мати божа.

– Да нет… – русский, местный подпольный копаль‑горняк, привычно уложил пленного для реанимации, – живой…

Русский пленный действительно оказался живой, и его запихнули в багажник одной из «Тойот». Эсбэушник пожал коменданту руку.

– Дякую за сотрудничество…

– Немае за шо…

Подошел и один из айдаровцев, спросил по‑русски:

– Извините, вы с Харькова?

– Да, а что?

– Мне в Харьков надо… попуток нету… – Он засуетился, доставая что‑то из подсумка. – Вот… увольнительная.

Эсбэушник даже не посмотрел на бумагу.

– Давай ко мне в машину. Назад садись, довезем.

– Ага, дякую…

Эсбэушник забрался на переднее сиденье, привычно передвинул вверх предохранитель автомата…

– Музыку можно? – спросил устраивающийся сзади айдаровец. – У меня флешка есть.

– А что на флешке?

– Разное. «Сокира Перуна» в основном.

– Давай, послушаем…

Два внедорожника от фильки сразу же свернули на окружные дороги – ездить по ним было умно, потому что на головных машины часто обстреливали.

Ехали быстро, настолько, насколько позволяла подсыпанная щебнем дорога. Играла музыка – айдаровец кайфовал под знакомый рваный ритм…

Потом головная «Тойота» стала притормаживать, мигая заляпанными грязью стоп‑сигналами…

– Шо робытся?

– Ниче. Поссать надо.

– А…

Эсбэушники вышли, главный среди них огляделся во все стороны, потом коротко приказал:

– Мыкола. Доставай ватника…

Вышедший со всеми айдаровец заулыбался – он мгновенно просек, что происходит. Непонятно только, зачем эту вату сюда было везти… придется тут яму копать. Кончили бы там же и на скотомогильнике закопали, там экскаватором яма выкопана. Первый раз, что ли?

– Шановни паны, – сказал молодой айдаровец, – а можно, я с вами… встану? Дуже ватников ненавижу…

Эсбэушник оценивающе посмотрел на него.

– Не вопрос. Вставай сюда.

Айдаровец, понятливо улыбаясь, встал, и тут эсбэушник достал из‑за пояса «ТТ» и совершенно обыденно выстрелил айдаровцу в голову. Тот рухнул на дорогу, как мешок с костями…

Эсбэушник равнодушно сплюнул и, достав платок, начал протирать пистолет. Еще двое вывели пленного и поставили перед ним. Эсбэушник улыбался – улыбкой неискренней и тусклой.

– Значит, так, дядя. Вон в ту сторону строго идешь, не сворачивая, примерно пять километров. Там – поселок Урало‑Кавказ [7]. Контрабандистов полно, они переведут тебя на ту сторону. Деньги есть?..

Эсбэушник достал тонкую пачку долларов, бросил пленному. Пачка упала на землю в грязь…

– На. Вернешь при случае…

Двое эсбэушников отпустили пленного. Пачка лежала на земле. Двое мужчин смотрели друг другу в глаза. Потом русский оглянулся на подтекающий труп.

– Что? – спросил он. – Кишка тонка в лицо стрелять?

Эсбэушник не обиделся, он вообще был человеком необидчивым.

– Чудак ты, дядя. Бери бабки и отваливай, пока я добрый. Как перейдешь, фейсам привет передавай. Скажи – люди добро помнят.

Русский с трудом нагнулся. Подобрал деньги.

– Ты че? – хрипло спросил он. – Тоже в плену побывал?

– Нет. Бог миловал.

– А чего тогда?

– Чего? А ты не думал, дядя, о такой простой вещи: если не будет таких террористов, как ты, кого же мы тогда будем ловить. А?

Русский смотрел в глаза украинского эсбэушника – и не видел в них ни гнева, ни раскаяния, ни ненависти. Просто – скуку.

И еще – какое‑то всезнание… злую мудрость… какая бывает у человека, испробовавшего все грехи до единого.

– С этой войны не только мы – с этой войны дети наши будут кормиться, если не внуки. И на фига нам, скажи, портить отношения с вашими эфэсбэшниками, если мы и сами такие же. А? Мы им понемногу помогаем. Они – нам. И все с одного корыта кормимся. Мы тебя отпустили, кто‑то из наших влетит – они его отпустят.

Эсбэушник нетерпеливо махнул рукой:

– Давай‑давай, дядя. Не задерживай. Нам еще тут картину маслом рисовать. Давай…

Русский поднял деньги. Не спеша пошел в степь. Трое сотрудников СБУ проводили его взглядами, потом один вынес «ППШ».

– Ну, чего?

– Давай. Только не по кузову, по стеклам. Кузовщина дорого стоит.

– Без сопливых…

Над степью раздался треск автоматной очереди.

Агрыз, Россия24 сентября 2017 года

– Вот такой вот у меня… второй день рождения был, Саня… – подвел итог Горин.

Я молчал, сидя в машине перед небольшим агрызским вокзалом. А что тут сказать?

– Повезло…

– Мне‑то да, – невесело сказал Горин, – а вот остальным… Беженцам. Тем, кто погиб. Старухам, которые с голоду подохли. Знаешь… у меня как пелена с глаз упала. Блин, они ведь везде. Везде одни и те же. Ворон ворону глаз не выклюет.