Александр Афанасьев - Время нашей беды

– Они будут говорить про деньги.

– Какие деньги?

– Репарации, наверное. За Крым там…

– Ага. Хрен им, а не репарации.

Баринов задумался.

– Хотя нет, обожди. Они какой процент возьмут?

– В смысле, Святослав Леонидович?

Баринов вздохнул.

– В прямом, Олег, в прямом. Включай мозги. Допустим, мы им кидаем ярд из госбюджета – сколько обратно нам вернется?

Кухарцев присвистнул.

– Ну, вы голова, Святослав Леонидович…

– Во! – Баринов поднял палец и обычным тоном добавил: – Чечены сколько брали?

– Двадцать обычно.

– Тогда торгуйся с десяти, если что, поднимешь до пятнадцати. Хохлам этого хватит… не чеченцы. Обломаются.

– Понял.

Про себя Кухарцев тоскливо подумал, что никогда ему на самый верх не выбраться, хозяином не стать. Ну, банчит он наркотой… точнее, обеспечивает часть транзита афганского героина из Средней Азии в страны ЕС, – сколько он имеет? В год три‑четыре ляма получается. И при этом – он таким сроком рискует! А если на его участке дороги будут проблемы – его либо на бабки поставят, либо вырежут и его. А Баринов с ходу придумал, как целый арбуз зеленый прикарманить, и не один. И не надо ни спать вполглаза, ни договариваться о левых рейсах, ни проплачивать. Просто кинул из бюджета арбуз – через несколько дней девятьсот лямов на счета упали. О – размах!

И ведь сделает…

Сволочь, сделает, пока ты будешь ж… на наркотранзите рисковать. И где справедливость?

– Слава России! Мы сегодня здесь собрались для того, чтобы показать, что в России есть народ. Многонациональный народ. Мы разные, нас много, нас – огромная страна, которая сложилась по воле истории и по воле наших народов. Мы заплатили кровью за наше единство. И мы не позволим его развалить. Чего мы хотим? Мы хотим народную демократию. Мы хотим свободы слова. Мы хотим, чтобы люди не боялись коррупционеров, не боялись произвола силовых структур. Мы хотим свободную сильную страну. Мы хотим, чтобы президент нашей страны был ответственен перед народом. И так и будет. И сегодня мы говорим, что пусть победит тот, кто самый сильный, у кого самая внятная программа. Но это наш выбор, это наша страна, это наша свобода… [9]

Среди тех, кто слушал восходящую звезду российской политики, был ничем не приметный человек… единственное, что привлекало внимание, – это наголо выбритая голова да время от времени ходящие по скулам желваки. Слушал он молча…

Заметив на себе нехороший, пристальный взгляд, он не стал рисковать. Выбрался из жиденькой толпы митинга, побрел в сторону Дона. Обычный работяга, такой как все, одетый не дорого и не дешево. Если бы его обыскали – ничего бы не нашли, кроме странной металлической палочки в кармане – обрезка арматуры. Палка как палка – законом не запрещена. Палка как палка – для тех, кто не знает слова «явара» [10].

Богатяновку – район, существовавший с позапрошлого века, припортовый район шпаны, – уже давно снесли, деревянные двухэтажки, обшитые потемневшим от времени тесом, сменили зеркальные стрелы элитного жилья. Дон, видовые квартиры. Но он помнил Богатяновку еще другой, любил гулять по ней – она напоминала ему прибрежный район в Днепропетровске, Днепре, где он родился. Дон напоминал ему Днепр… казачья река… казачий город… да люди другие. От ненависти начинало тяжко бухать сердце и руки сжимались в кулаки. Но он держал себя в руках…

Пробежав по проулку, он перелез забор стройки – этот путь он присмотрел заранее. Охранник заметил, но связываться не решился. И правильно сделал…

На противоположной стороне стройки он забрался в небольшую «Газель» с двойной кабиной. В кузове были тюки с изолоном.

– Шо робытся? – спросил водитель.

– Нет. Нет… ничего.

– Все заложили?

–Так. Все як вчили.

– Никто не видел?

– Ні. Нікого.

– Хорошо…

Человек с наголо бритой головой помолчал.

– Товар отримаєте у Бійця. Завтра. П’ятсот.

– Добре.

–Робіть якісно. Я перевірю.

– Так.

Ничего не отвечая, человек вышел из «Газели», хлопнул дверью…

Сзади завозился еще один, он спал, тяжело дыша и отфыркиваясь.

–Скільки часу? – хриплым голосом спросил он.

– Година вже!

Человек закашлялся.

– От, це я задрых…

– Тобі б тільки спати.

– Голова болить…

– Пити меньше треба…

– Та не пив я…

Водитель знал, что его напарник, может, и в самом деле не пил. А может, и пил. Водкой он спасался от болей, которые время от времени наваливались на него. Боли, а также нарушение режима бодрствования и сна – все это последствия тяжелой контузии, которую его напарник «отримал» в Донецком аэропорту…

– Сідай за кермо. У нас ще два об’єкти.

– Зараз…

Когда напарник сел за руль, водитель, устроившийся сзади, буднично сказал:

– Голова тут був.

– Чого? Вин тут?

– Так.

Напарник нервно стукнул кулаком по рулю.

– Що йому було треба? Що він говорив?

– Казав, щоб робили якісно. Він перевірить.

– Сволота…

– Він же твій керивник колишній…

Ничего не ответив, напарник тронул машину с места…

Таких, как эти двое, в России было достаточно. Оба – с Правого сектора, один зверствовал в Харькове, второй – находился в селе Пески, неоднократно ездил в Донецкий аэропорт вместе с ротациями. Бывший студент из Винницы, он стал опытным сапером и едва не погиб при окончательном штурме Донецкого аэропорта зимой пятнадцатого.

Теперь они стали террористами. Они въехали в Россию по поддельным документам, легализовались. Пошли работать в строительной сфере, как и многие их соотечественники. Поскольку у них были деньги, они купили машину, вложили немного денег в оборотку и поставляли на стройки всякое… типа утеплителя. Цены у них были хорошие.

Еще – они делали то, что на языке Уголовного кодекса называлось «приготовлениями к террористическому акту». То есть они получали нелегально переправляемую через границу взрывчатку и закладывали ее в фундаменты строящихся домов вместе со спутниковым телефоном Thyraya, позволяющим подорвать заряд дистанционно из любой точки земного шара. И сколько уже было таких домов, со смертью, таящейся под ногами, – бог весть.

Они мстили за свою страну как умели. Считали, что поступают правильно. Думали, что тем самым они заставят русских испытать хоть малую толику той боли, которую испытывали они. Заставить их понять, что они чувствовали. Только…

На этом объекте заряд уже был заложен. Только сапер‑украинец, двадцатитрехлетний парень, контуженный в Донецком аэропорту, умышленно повредил детонатор, и бомба теперь не могла взорваться, хотя внешне все было нормально. И на предыдущем объекте он сделал то же самое…

Потому что он, выживший чудом и один из немногих, кто смог отступить ночью в Пески по полю, помнил, какой это ужас, когда пол уходит из‑под ног и ты летишь вниз, на несколько этажей. Именно это и было с ним, когда русские пробили стену направленным взрывом, а потом сдетонировала часть боекомплекта. Он выжил – и не хотел, чтобы это почувствовали другие. Он был не таким, как его напарник, который воевал только с ватниками в Харькове, чем, кстати, гордился, и не такой, как его командир, который при подозрительных обстоятельствах попал в плен, а потом получил звание Героя Украины…