Александр Афанасьев - Время нашей беды

Он понимал, что его в какой‑то мере подставили, – и одновременно был горд этим. Потому что это был его шанс. Шанс прорваться на следующую – и предпоследнюю ступень в иерархии. Он был просто богатым человеком. Просто олигархом. Да, у него был миллиард – но при этом он был никем. Обыкновенным бизнесменом без имени, держащимся в тени. Скажем так: если его арестуют – то рынки не покачнутся, никто не станет организовывать протесты, американское посольство не станет делать никаких заявлений. Но если он договорится с украинским олигархатом – то он сделает шаг. Еще один шаг по лестнице вверх – окончательный. Теперь его арест будет воспринят как срыв важнейших договоренностей. Теперь его пригласят – не вызовут, а именно пригласят – в Кремль или в Белый дом. Многие думают, что между вызовом и приглашением нет разницы: поверьте – есть…

И он получит возможность встроиться в важнейшие схемы, где деньги не надо упорно зарабатывать. Там деньги текут сами, подобно реке, и надо просто прокопать канал и наблюдать, как их часть течет к тебе.

С ним же в Вену прибыл полковник Кухарцев. У него будет своя миссия – он будет вести переговоры с представителем киевской власти от силового блока. И переговоры начнутся одновременно, но в силовой части их результат будет реализован, только если договорятся по политическим и экономическим вопросам…

А пока они ехали по Вене. Старинному городу, некогда бывшему центром большой европейской империи – Австро‑Венгерской. Мимо дворцов и отелей. И останавливались на сигналы светофора, потому что иначе здесь ездить не принято, никто не поймет, если перекрывать улицы…

Злая ирония судьбы… Австро‑Венгерская империя рухнула по итогам Первой мировой войны… собственно, на ней первой и потренировались самозваные американские геополитики, решившие, что каждая нация обязана иметь отдельное государство. Германию, несмотря ни на что, оставили единой, а Австро‑Венгрию раскромсали. В итоге Австрия через полтора десятка лет рукоплескала Гитлеру вместо того, чтобы стать естественным противовесом и проводником альтернативной политики, а в Венгрии пришел к власти симпатик Гитлера, адмирал Хорти, которого потом заменили на форменного отморозка и откровенного нациста Салаши. Но в девяносто первом… Австро‑Венгрия как будто бы возродилась восточнее… Украинская ССР, ставшая Украиной, походила на Австро‑Венгрию почти один в один, и населением (52 миллиона человек), и территорией (600 тысяч квадратных километров) и развитостью, и разнообразием, и двуединым характером… в ее состав даже входил один из самых самобытных и лучше всего сохранившихся регионов Австро‑Венгрии – Галичина. Как будто бы сам господь давал второй шанс… но, увы, его бездарно пролажали…

Отель «Захер» был основан в тысяча восемьсот семьдесят шестом году Эдуардом Захером, владельцем кондитерской, в которой изобрели «Захерторте», до сих пор являющийся одной из визитных карточек Вены. Он был очень удачно расположен – центр Города (города именно с большой буквы, потому что Вена именно такого и заслуживает), рядом Опера, торговая улица Картнерштрассе, собор Святого Штефана и императорский дворец Хофбург. Этот отель и сам по себе является неким символом Австрии, его имя известно далеко за ее пределами и является одним из символов гостеприимства австрийской столицы. В отеле не один лучший номер, а два, один из них больше подходит для бизнеса и важных переговоров, второй – для тех, кто просто приехал отдохнуть и посмотреть Вену. Первый называется «Президентал Сьют Мадам Баттерфляй», он укомплектован набором оргтехники и в числе комнат – переговорная на десять человек. Именно его и сняли для переговоров, которые за закрытыми дверьми должны были определить будущее украино‑российских отношений.

По‑настоящему, без обмана, как в Минске.

Со стороны Украины также были двое. Олигарх, представитель олигархического паханата, правящего Украиной, по имени Николай Бурмак, олигарх, который виртуозно умел встраиваться в любые схемы и представлял сразу четыре клана – донецких, киевских, днепропетровских (кроме Привата), – и «президентскую рать», которых именовали «шоколадными». И генерал СБУ Виктор Малик, который был уволен из СБУ, но нашел себе новое занятие – он возглавлял одновременно и президентскую охрану, и президентскую «охранку» – нечто вроде «Службы гражданского действия» [24] при де Голле, отряды майданных и немайданных отморозков, подчиняющихся лично президенту, имеющих право на ношение оружия и занимающихся законными, полузаконными и незаконными расправами с неугодными режиму. За ним было тридцать тысяч – солидная сила…

Поздоровались, по‑славянски обнялись. Бурмак на правах хозяина пригласил Баринова в комнату для переговоров. Малик и Кухарцев ушли в соседнюю.

Баринов покачал головой, отказавшись от куска свежайшего «Захерторта».

– Диабет…

Бурмак понимающе кивнул.

– Вы понимаете, что продолжение конфликта мешает как нашему бизнесу, так и вашему, – в лоб спросил он.

– Понимаю, – кивнул Баринов, – но вы не называете вещи своими именами… Продолжают конфликт конкретные люди. И они нам мешают, верно?

Бурмак медленно кивнул головой.

– Договориться можно. Но не со всеми. У нас из обоймы выпадает Левитанский и его претензии на большой кусок Роснефти как компенсацию за СДК. А у вас из обоймы выпадает Розенблат и все его люди, который, видимо, твердо решил, что остаться должен кто‑то один – или Гурченко, или он. Вы согласны?

Бурмак пожал плечами.

– Знаете… это можно рассматривать с разных точек зрения. У нас с Розенблатом нет острого конфликта.

– Есть. И вы это знаете.

– Да, но у Розенблата нет решения на пятьдесят миллиардов, которое есть у Левитанского против вас.

– Есть на пять.

– Мы пришли к соглашению по нему.

– Которое лишь распалило аппетит Розенблата. Поверьте, получив даже полтора отступных, он не успокоится. Он использует эти деньги, чтобы получить десять… двадцать… всю Украину, в конце концов. Я знаю таких людей.

– И что вы предлагаете?

– Как в том детективе… знаете? Обменяться убийствами. На нас смотрит весь мир – но никто ничего не поймет. Левитанский тусуется в Киеве, он там застрял практически. Розенблат не вылезает из Днепропетровска. Вы убираете Левитанского. Мы убираем Розенблата. Окажем услугу друг другу.

Бурмак с сомнением пожал плечами.

– Вам будет проще, чем нам. Левитанский публичная фигура, он не параноит и не скрывается. А Розенблат – совсем другое дело.

– Как вы к нему подберетесь?

– Наше дело. Нам вообще нужно с чего‑то начинать, нужно наше, общее дело. И это – ничуть не хуже, чем…