Александр Афанасьев - Время нашей беды

В Днепропетровске мафия окончательно закрепилась после начала гражданской войны в стране. Для этого города война была чем‑то наподобие сухого закона. Местные мафиози, прикрываясь патриотизмом, моментально создали десятки схем. Торговля левой водкой с розливом в Донецке, обмены и выкуп пленных, торговля левым углем, в том числе коксующимся для украинской металлургии и ТЭЦ, торговля продуктами питания втридорога, торговля мародеркой, продажа военного снаряжения в обе стороны, в том числе поступающего в страну по линии помощи НАТО. Сейчас война была закончена, действовало перемирие, часть боевиков ушла на территорию РФ, часть влилась в местную милицию и территориальные отряды обороны края, патриоты нарезали круги по Киеву и Львову, крича «Мы перемогли!» – но на деле Украина была так далека от «перемоги», как никогда. Потому что серая зона захватила уже весь Юго‑Восток, от Одессы и до Харькова, и постепенно медленно, но неотвратимо двигалась дальше. Двигалась, потому что у региональных баронов были свои интересы. Что такое серая зона? Это территория, где открыто убивают милиционеров, политиков, офицеров СБУ, депутатов, журналистов – и все понимают, кто это сделал, но точно так же молчаливо признают, что сделать с этим ничего нельзя. Это места, где действует параллельная власть – батальоны из ветеранов АТО, вооруженные всем вплоть до танков, подконтрольные местным «крестным отцам». Киев дает лишь те указания, которые не затрагивают интересы местных и которые ничего не стоит выполнить, – а местные это выполняют. Да, в какой‑то мере они победили в АТО, открытая война прекратилась. Но победа была условной – не только Донецк двигался навстречу Днепру, Одессе, Харькову – но и Днепр, Одесса, Харьков двигались навстречу Донецку и Луганску.

Получилось нечто среднее…

Днепр шиковал… в отличие от деиндустриализированного Киева здесь работала реальная промышленность – металлургия, энергетика, и потому такого спада, как в Киеве, не было. Киев просто попал… децентрализация в Украине выразилась в том, что в центр резко перестали поступать налоги. Это раньше… все поступало в Киев, там на эти деньги гудели, шиковали, в казино по сто штук за вечер оставляли. Ну и… господам офисерам кое‑чего перепадало. Юристы, экономисты, менеджеры самого среднего звена, политологи, пиарщики, адвайзеры. Все они получали больше штуки баксов, ездили на дешевой, купленной в кредит, но новой иномарке, жили в съемной или ипотечной квартире, но в приличном доме – и считали, что поймали бога за бороду, свысока поплевывали на обитателей Троещины, Борщаговки. А теперь все перевернулось, и оказалось, что обитатели Троещины‑Борщаговки могут что‑то делать руками, и эта их способность всегда востребована. А вот господа офисеры не могут производить никакого полезного продукта. И судьба их была понятна.

И неприглядна…

Человек в приличном на вид костюме зашел в торговый центр. Это был «Пассаж» на Карла Маркса – одно из самых модных мест шопинга в Днепре, пятиэтажный, со скупым, но выразительным дизайном, каруселью на входе, дорогими магазинами внутри. Вообще, в Днепре было что‑то такое… какой‑то стиль, отличающий этот город, какое‑то… достоинство. Он не был столичным и древним, как Киев. Он не был веселым и многоликим, как Одесса. Но что‑то в нем было. какая‑то суровость, скупая выразительность… деловая хватка при почти полном отсутствии провинциальности. И это, безусловно, был не украинский город, несмотря на то что то тут, то там висели жовто‑блакытные прапора. Украинский город – это какой‑нибудь средний городишко… типа Тернополя или Сум. Это Киев – он очень сильно украинизировался. Это не был и русский город – несмотря на то, что почти все здесь говорили по‑русски. Это был город, произраставший из Советского Союза – но нашедший какую‑то новую идентичность, новое направление развития, новую цель и идущий по ней с опасной целеустремленностью. Здесь не любили много говорить и считали вполне нормальным воевать со своими русскоязычными земляками с Донецка и Луганска. Здесь действительно были патриотами Украины, говоря по‑русски, а к Киеву и его истерическим призывам относились со скептической усмешкой. И если кто‑то приезжал в Днепропетровск поучить местных жизни – то он вполне мог и не вернуться, такое уже бывало. Здесь пропадали даже депутаты Рады.

Но человеку было плевать на историю Днепропетровска. Он приехал по делу, и приехал тоже из очень и очень своеобразного региона России с очень непростой историей, биографией и судьбой…

Человек поднялся по эскалаторам на пятый этаж торгового комплекса. Свернул в японский пивной ресторан, попутно отметив, что арендаторы в центре есть. Значит, не все так плохо в Украине, как про нее говорят…

Собеседник появился через несколько минут. Невысокий, в черном, с большими черными очками на лице. Его сопровождали четверо, с автоматами – открытое ношение оружия тоже было чисто днепропетровским шиком…

Один из охранников привычно подступил:

– Попрошу встать…

Гость сделал вид, что не слышит.

– Отвали, – решительно сказал по‑русски человек в черных очках, садясь за столик, – и пива принеси. Светлого.

Человек в черных очках был здесь хозяином, и не в переносном, а в самом прямом смысле этого слова. Ему принадлежал не только этот ресторан и не только это здание – но и доля во всем, что происходит в городе. И не только в городе, поговаривали, что этот человек имеет один процент в любом крупном предприятии Украины. Однако хороший психолог мог бы заметить, что он чувствует себя сейчас неуверенно и не ставит себя выше гостя.

Гость отхлебнул пива, смотря на хозяина удивительно светлыми, пронзительно‑спокойными глазами. У него была бородка и въевшийся в кожу загар – такой, который делает в свете ламп кожу человека серой…

– Здравствуй, Василий… – сказал хозяин, кладя очки на стол, – или, может быть, тебе теперь надо говорить «салам»?

– Салам…

Один из охранников принес пива. Отступил на шаг.

– А чего пиво тогда пьешь? Мусульманам нельзя.

– Я не мусульманин.

Хозяин знал гостя как лидера одной из малоизвестных, но очень опасных криминально‑финансовых групп России. В девяностых – они начинали семеро – первая волна, костяк группировки. Двое были убиты в Уфе. Двое в Казани. Двое в Самаре. Остался в живых он один, но вынужден был покинуть Россию. Правда, все свои активы он продал за реальную цену и деньги вывел из страны. Говорили, что он обосновался то ли в Катаре, то ли в ОАЭ, подружился с местными эмирами и принял радикальный ислам.

– Говорили другое…

Гость рассматривал хозяина светлыми, как песок в пустыне, глазами – и хозяин снова почувствовал себя не в своей тарелке.