Фарход Хабибов - Дивизия особого назначения. Пограничники бывшими не бывают!

– Товарищ старший лейтенант, э… – они, занятые разработкой плана нападения, конечно, не знали о герре Шлюпке, и оба разинули богатырские чеченско-украинские пасти, Бернхардт ведь все еще был в форме Вермахта.

– Знакомьтесь, герр Шлюпке, это начальник разведки Онищук, а это наш немецкоговорящий чеченец Вахаев.

– Рад познакомиться, Бернхардт Шлюпке.

Пришлось нашим микростратегам объяснить, кто такой Шлюпке и как он появился у нас.

– Круто, однако, у нас будет немец, сознательно ставший нашим, как раз у нас 24 немца, а тут целый гауптман, вот и будет им и командир, и комиссар в одном лице, – сказал Онищук, и оба заново пожали руки Бернхардту.

Затем презентовали свой план:

– Два танка, один «КВ» и «Т-28» стоят на дороге, закрывая ее, как немцы натыкаются на них, они начинают огонь, с боков добавляют жара БТ, из-за колонны выходят второй «КВ» и трешка, ну и отстреливаем их как в тире, – хвастает своим планом Онищук.

– Товарищ Онищук, а если пока вы ведете бой с колонной Вермахта (Бернхардт, конечно, не мог сказать немцев), а тут, догоняя первую, придет еще какая-нибудь группа противника, у вас нет резерва, и они с ходу сомнут и Т-III и «КВ», так как те будут к подходящим стоять боком, да и заняты будут боем, что тогда?

– Ну, они повернутся передом к подходящим и начнут их обстреливать не подпуская.

– А почему у вас тут не предусмотрена пехота, вы не боитесь, что пехотинцы из колонны гранатами забросают танки, например «БТ» одной хорошей гранаты хватит за глаза.

– Согласны, товарищ Бернхардт, надо добавить пехоты.

– А если вражеские силы подойдут не с тыла колонны, а с фронта, тогда как? Поэтому предлагаю устроить мобильный резерв, во время боя они не воюют. Они резерв, но если появляется кто-то спереди или сзади, они идут навстречу. Предлагаю туда назначить не учтенные вами «Т-34», 45-мм пушки и взвод пехоты.

– Вы правы, господин Шлюпке.

– Не господин я, товарищ Вахаев, я товарищ.

– Прошу простить, товарищ Шлюпке.

– Добры молодцы, а чего ж вы Абдиева обидели? Почему бронеавтомобили не участвуют?

– А и так засада насыщенна, товарищ старший лейтенант.

– У нас пять БА десятых, предлагаю установить три в начале засады, там, где Pz Kpfw III, они более маневренны, плюс орудия и пулеметы, то есть это станет страховкой на случай подхода неприятеля со стороны Польши. Еще два ставим в тот край, где «Т-28». Почему там два, потому что у «Т-28» и так стволов много, последний пятый «БА-10» ставим за танками БТ, он заменит, если какой либо БТ будет уничтожен. Ну а пушки и минометы по диагонали поставлены хорошо. И если мы промежутки меж танками заполним пехотой по совету товарища Шлюпке.

– Товарищ Любимов, позвольте внести еще важное изменение.

– Да, товарищ Шлюпке.

– Представьте себе, вы движетесь в составе колонны по дороге, вдалеке увидите, что, закрывая дорогу, стоят два танка, вы что, будете переть на них?

– Точно, согласен, нельзя танкам стоять, если колонна нормальная, то впереди будут мотоциклисты, и они остановят колонну задолго до того, когда нам нужно, может, даже не доезжая поворота.

– Тогда предлагаем притаиться и ждать в лесу, как только колонна подойдет к контрольной точке, трешка (Pz Kpfw III) и «КВ» прямо из леса поражают хвост колонны. Колонна останавливается, внимание «колоннистов» переключается на хвост колонны. В это время «Т-28» и «КВ» выезжают из леса с обеих сторон и, закрывая дорогу, атакуют авангард колонны.

– Точно! А до того все стоят замаскированные, и немцы спокойно проедут мимо Pz Kpfw III и второго «КВ», как только начнут стрелять, вылезают все остальные и, размаскировываясь, бьют все вместе, – домысливает Онищук.

– Вот именно, это действительно будет засадой, и действительно внезапной, – резюмирует герр Шлюпке.

Схема, составленная совместно. Часть добавлена мной и Шлюпке.

– Транспорт с грузом и людьми должен ждать вблизи от места боя, в укромном месте, и как только расправимся с колонной, мы должны, оставив замаскированные оба «КВ» и «Т-28» идти на соединение с ними. С наступлением вечера после 11.00 выходим в дорогу, и прощай Городок, пойдем к Брестской крепости, надо помочь осажденным там нашим товарищам, навредим врагу в Бресте в том же духе и перейдем к Кобрину, а потом можно и вернуться к Городку. Треугольник мести.

А теперь ужин, товарищи (кстати, который давно остыл), и на боковую, надо выспаться. Завтра днем война, ночью дорога.

1 июля 1941 года, где-то в Белоруссии

Так, чую, пора вставать, у меня с университетских времен привычка, если назавтра экзамен, ну или важный зачет, ну или еще какая заумно учебная, но важная мудротень, то я просыпаюсь с запасом в 3–4 часа. Когда в первый раз на первом курсе сдавал первый экзамен на первой сессии (как щас помню политистория, был такой тогда предмет, препод Ионова, до сих пор уважаю ее, насчет тавтологии специально напервил), экзамен назначен был на 8 утра. Я всю ночь (первокурсник, ботаник, да и первоход) учил, что за двоевластие было после Октябрьской революции, почему и откуда взялся генерал Корнилов (и куда потом делся) и много другого заумного мудрецтва. Ну и заснул, просыпаюсь, еханный кашкай, утро давно, на бегу оделся в коридоре и с книготоннами под мышкой двадцатигиговой оперативкой юркнул в универ (там от общаги до корпуса 50—100 метров). Подбегаю, достегивая ширинушку, воротник, и дергаю входную дверь, вот черти принакрылись, то есть какого фантомаса дверь закрыли. Ногами выбиваю ритм варшавянки на двери факультета. Минут через пять заспанный и опухший вахтер открывает двери и смотрит на меня, как метросексуал на мамонта в скафандре.

– Че надо?

– У меня экзамен, Абдумалик-ака.

– И какого синхрофазотрона тогда от меня надо?

– Как что, дверь откройте, я говорю ж, на экзамен опаздываю.

Теперь он смотрит на меня, как профессор анатомии на носки доцента своей кафедры, которые обнаружил под своей супружеской кроватью.

– У тя чё, экзамен привидения (наш факультет во время ВОВ госпиталем был, и говорят, по ночам там ходит призрак солдатика безногого) принимают? Время три часа ночи, долбодекадент, пошел отсюда на… в консерваторию, короче.

Поднимаю голову, над входными дверями висят часы, охренеть, время 3.15 ночи (можно и утра), но для большинства все-таки ночи.

После этого внутренние часы сбоя не давали, и если у меня экзамен в 8 нуль-нуль, то в 6 нуль-нуль я уже заканчивал завтрак и приступал повторять билеты (вопросы к зачету и т. д.). Вот и щас я знаю, что время где-то с пяти до шести, точней, в районе полшестого утра. И я выбегаю, напялив галиХВе (на чисто русском XIX века языке), и разогреваю мышцы бегом трусцой. Пробежав пару километров, поворачиваю обратно, летняя ночь вползает в сознание как червячок-стахановец в яблоко, и, бодрея ежесекундно, чувствую себя энерджайзерно и дюрасельно. У шалаша прибыловского микроОПГ (а что, это так и есть, мы-то на оккупированной территории вне закона) вскакиваю на турник, со школы люблю его, сделав шесть силовых (мне кажется, это называется силовой выход), делаю сколько-то подъем-переворотов и уже другим человеком соскакиваю с турника, кровь бежит по жилам, как болиды «Формулы-1» по трассе. Тут же стоит ведро с водой, и я, чуть наклоняя, поливаю себе и умываюсь. Настрой все дюрасельней и дюрасельней. Ну да, наверно, некоторые скажут, что че ж с ведра прямо не умылся, а тока наклонив его? Так у среднеазиатов ислам переплелся с остатками зороастризма и других древних религий. Осквернять емкость с водой, едой нельзя, табу, так же нельзя осквернять огонь – это тоже табу. Уже среднеазиаты 13 столетий мусульмане, а остатки от огнепоклонства налицо и в XXI веке, а так как я вырос среди них, то и привычек набрался.