Сергей Кусков - Золотая планета

— Почему же? — хмыкнул Карен, в котором играла обида — именно он являлся автором большинства текстов и музыки.

— Потому, что это шлак. Сопли, возведенные в степень самоцели. Такое нравится сеньоритам, сопливым и романтичным, как эти песни. Я же жесткий, энергичный; мне нужна борьба, конфронтация. Надрыв. Для вас идеальный вариант — зализанный ловелас, мечта девичьих грез со сладким голоском и эпатажем представителя голубых меньшинств. Который может мяукать и собирать залы кобылиц… Но это точно не я, парни! Поверьте!

— Да видим, что не ты, — разочарованно махнул рукой Хан. Их купили мои слова о "конструкте" и желание не обидеть, но разочарование все равно давало о себе знать. — Это все?

Я покачал головой.

— Нет. Еще мне не нравятся перспективы. Вы работаете на очень узком поле. Таких групп, как у вас, множество. Причем их много даже в русскоязычном сегменте. Вы не выдержите конкуренции и со мной, ваш удел — все так же играть по клубам с минимальной массовкой. Да что там, — распалился я, — если вы и найдете сопливого сладкоголосого мачо, вы все равно останетесь на том же уровне! Немножко подтянетесь, приобретете среди зрителей несколько новых лиц… Но никакого качественного перелома не возникнет.

И самое главное, в сегмент латинос при этом лучше не соваться, — покачал я головой. — Конкуренции с ними вы не выдержите тем более, эти ребята исторически на порядок слащавее и мурлычнее.

То есть, перспективы обрубаются, сужаясь до ма-алюсенького количества переселенцев из Сектора и, возможно, марсиан.

— Ты не прав насчет латинос, — покачал головой Карен. — Будь мы семи пядей во лбу, пиши какой угодно материал, всегда будем для них "этими русскими выпендрежниками". Амигос не слушают чужую музыку, так что в любом случае наш слушатель — только свои. Никакой иной ниши не занять, в любом составе и с любым материалом.

Я кивнул — дельное замечание. И задал давно мучивший вопрос:

— Потому вы и тусите с нациками? Расширить базу? Чтобы слушать вас ходили по принципу "на своих поглазеть", а не потому, что нравится?

Кажется, задел больную мозоль, парни спешно отвернулись. Лишь никогда не теряющий самообладания Фудзи заметил:

— Теперь ты представляешь, как нам тяжко без нормального вокалиста?

Зря он так. Хан моментально вспыхнул:

— Это неправда! Да, так получается, что нас знают в ТОЙ среде! Но мы с Кареном и правда ненавидим этих тварей! И правда готовы поддержать наших, кто борется! Всем, чем можем! Просто!..

Вздох.

— Ну, не готовы мы бороться сами! — развел он руками. Словно извиняясь, но извиняясь перед самим собой. — Ты же взрослый, должен знать, что происходит с теми, кто выступает против!

— Мы за наших, Хуан, — поддержал его Карен, и глаза его сверкнули, обозначая, что на некоторых позициях он стоит жестко и бескомпромиссно. Мне же не понравилось это "Хуан". — Но если вдруг выступим, начнем борьбу, нас мигом отправят на задворки истории, и при этом мир нашего поступка не заметит. Это будет напрасная жертва, а жертвовать собой понапрасну… Элементарно глупо.

Я про себя выругался. Послал же бог… Коллег!

— А готов ли бороться ты? — задал он вроде бы простой, но очень сложный вопрос. — И за что именно? Чего это мы распинаемся, оправдываемся… Может прежде объясниться стоит тебе?

На мне скрестились прицелы глаз всех здесь присутствующих. Чувствовалось, вопрос этот они хотели задать давно, да как-то не получалось.

Я покачал головой — а что на это ответить? Как правило, человек может объяснить архисложные вещи, предмет интереса лишь избранных. Но при этом пояснить элементарщину, даже самому себе, для него проблема. Уже потому, что сам себе такие вопросы не задаешь. Действуешь, как подсказывает сердце, но сердце заставляет делать, а не думать.

Сердцем я всегда выступал за Сектор. И потому, что у меня оттуда мама, корни, и потому, что меня пытались из-за этого унижать. Нет, радикалом, борцом за что-то там себя не считал, но подсознательно всегда был с людьми, говорящими на русском. Для парней же все проще, они выросли в другой среде. Для них враг — это враг, и он предметен. С крайне простым критерием определения. Как и друг.

— Я не националист, — покачал я головой. — Но готов выступить с вами. Не в смысле с вами… А с ВАМИ. Но только до тех пор, пока латинос не уравняют наши права со своими, пока не отменят дискриминацию выходцев Сектора. Выступать за независимость, отделение, играть в другие подобные игры я не намерен! — мои глаза так же сверкнули, поясняя, что на этих принципах стоять буду жестко. — Я не за Обратную Сторону, как объект и субъект политики. Я за единую Венеру. Но Венеру общую и равноправную. И можете меня за это пристрелить.

Хан и Карен пыхтели, но тут раздался голос нашего японца:

— По сути Ваня прав. Если они уравняют права и возможности, не будет причин отделяться. Так что вы боретесь за одно и то же, просто по-разному это называете.

— Он не понимает, — покачал головой Хан, но я перебил:

— Ты действительно веришь, что Сектору кто-то позволит отделиться РЕАЛЬНО? Тебе пример Марса ни о чем не говорит? Может не просто так некоторые весьма уважаемые марсиане выступают с идеей присоединиться к Венере в качестве обособленной провинции?

Пауза.

— А может вы не знаете сколько у амигос оружия под сотым метром? И что они с легкостью уничтожат Обратную Сторону ковровыми бомбардировками, начнись там боевые действия?

Парни опустили головы. К сожалению, а может и к счастью, эта мысль не казалась нереальной на Той Стороне. Но удерживая от активности горячие головы, угроза уничтожения в случае восстания одновременно подогревала ненависть в тех, у кого головы горячи не особо, хороня любые идеи интеграции. Врага, готового тебя уничтожить по первому проступку, трудно считать "своим", несмотря ни на какую пропаганду и промывку мозгов.

— Война — это смерть, — продолжил я. Я не искал путей решения глобальных проблем, сейчас нужно было всего лишь достучаться до этих парней. — Это смерть Сектора. И всех людей, там проживающих. Потому да, я не за Сектор. Я за людей и за равноправие. Если вам важнее мифические атрибуты — независимость, государственность, гимн, герб и флаг — флаг вам в руки. Но боритесь за эти идеалы сами.

Воцарилось молчание, и вновь всех примирил Фудзияма.

— Ребята, вы зря ссоритесь. Да, Ваня внешне — натуральный латинос в энном поколении. Да, у него своеобразный взгляд. Но повторюсь, вы в душе боретесь за одно и то же, просто его позиция более умерена и взвешена, без вашего глупого радикализма.

Он помолчал, подбирая слова. Фудзи этих архаровцев знал лучше, и я был уверен, ключики к ним найдет.

— Не я ли говорил вам, что идея Независимости — бред? — вспыхнул он и подался вперед. Нога его нажала на педаль, раздался громкий: "Бо-ом" бас-барабана, от которого мы все вздрогнули. — Она красива, эта идея, популярна, но абсолютно нереальна! Мне вы эти слова простили — я же простой японец и "не догоняю". Теперь он говорит то же самое, — тычок в мою сторону, — но его вы готовы закатать в пенобетон стартовой площадки космолетов! Парни, вы определитесь, у нас как, группа, или что?