Юрий Корчевский - Вещий. Разведка боем

Встретив меня, Елена всплеснула руками, едва я снял тулуп:

– А рубашка где же?

Пришлось рассказать ей о ранении купца на охоте.

– Жить-то хоть будет?

– Милостью Божьей должен. Я прослежу, когда-то давно лекарем был.

Я вовремя прикусил язык, чуть не брякнув – «в другой жизни». Иногда бывает сложно не выдать себя воспоминаниями о будущем. Ни к чему грузить эту прелестную головку, язык женский – как помело.

Следующим днем после заутрени я уже был в доме Перминова. Купец пришел в сознание, но был слаб, дышал едва-едва, боясь резкой боли при глубоком вдохе. Так пока и должно быть. Я осмотрел раны; попросив у челяди длинную плотную холстину, туго перепеленал грудную клетку.

– И долго мне так лежать?

– Седмицу, не меньше. Потом можно будет вставать, а об охоте забудь до Масленицы.

– Какая охота? Охотники мои вернулись, шкуру привезли, сейчас обрабатывают. Рассказали, что ты меня без памяти увез. Ладно хоть живой остался. Знакомца жалко – убил его медведь; хороший мужик был, пусть земля ему пухом будет.

Мы попрощались.

Я захаживал к нему каждый день, с удовольствием наблюдая, как идет на поправку купец. Бог здоровьичком Гаврилу не обделил. Немногие из моих современников могли остаться в живых после такого. Тулуп помог – смягчил удар и не позволил когтям снять кожу.

Через неделю купец уже начал вставать и потихоньку ходить, придерживаясь за бок; иногда постанывал сквозь зубы, но, в общем, быстро шел на поправку. Я посоветовал ему найти у восточных купцов на торгу мумие и, к моему удивлению, на следующий день увидел у него на столе это напоминающее смолу лекарство. Отщипнув кусочек, я положил его в рот. Да, это оно – этот вкус не спутаешь ни с каким другим.

С кресла за мной с интересом наблюдал купец.

– Оно?

– Оно самое.

– Слава богу, а то сумасшедшие деньги за него отдали – а ну как обманули?

Я объяснил ему, как принимать лекарство.

– В баню хоть можно? А то запаршивею скоро. А хочешь – вдвоем сходим. Сейчас распоряжусь, быстро затопят.

Делать мне в этот день было особо нечего, и я согласился. А пока прислуга накрыла стол, и мы не спеша отведали копченого угря, осетрового балыка, горячих еще пряженцев с разной начинкой.

Тут и банька подоспела.

Любил я это дело. Бывало, вернешься после похода, весь пропыленный и пропотевший, смоешь с себя грязь – и как будто кожу новую надел, а вместе со старой сбросил и груз забот.

Купец толк в бане знал – знай себе плескал на раскаленные камни хлебным квасом, пока дышать стало нечем. Мы отходили друг друга веничками, полежали на полках, попотели, обмылись. Памятуя о ранении, в снег да в прорубь не выскакивали голышом.

В предбаннике уже стоял накрытый стол с самоваром, баранками, здоровенной головкой сахара. Мы надели чистые одежды, уселись почаевничать. Благодать. Все-таки русская баня – не душ на скорую руку, и тело в чистоте держит, и дух укрепляет.

– Хорошо-то как! – Купец с шумом отпил из блюдца вприкуску с сахаром и баранкой.

Я последовал его примеру – действительно здорово.

Попотели, утирая лица расшитыми льняными полотенцами, еще попили чайку, с вареньем. В глиняных плошках каких его видов только не было – малина, морошка, черника, костяника, груша и еще что-то, что даже на вкус определить сложно.

– Нравится?

– А то! Только понять не могу, из чего.

– Это приказчик мой расстарался, из-за моря привез, в Кафу нонешнее летось ходил с товаром, называется – фейху.

Господи, как же я сам не догадался, ведь пробовал раньше варенье из фейхоа, в гостях у знакомого армянина.

Напились мы чаю до отвала, выдули чуть ли не весь ведерный самовар. Блаженно отвалились на спинку.

– Смотрю я – очень ты полезный человек, Юра. Не знал о тебе, что знахарь, гляди-ка – раны уже затянулись и ребра почти срослись. Наши-то, местные, кроме как кровь пустить да травы давать и не могут ничего.

– Травы – тоже хорошее лечение, но иногда слабы они, не при всех хворях помочь могут.

– Вот что… – Купец помедлил.

Я весь обратился в слух.

– Только не смейся. Шли мы раз на корабле из Ганзы, подобрали человека, за обломок мачты держался, потонул его корабль, злым штормом застигнутый. Кто он и как звать его – неведомо, только говорил по-русски. Недолго протянул бедняга, отдал Богу душу, а умирая, сказал тайное, чтобы, значит, в могилу с собой не унести. Про клад бесценный, что в Волхове-реке покоится, драккар викингов там затонул. Где, в каком месте – ничего более не успел молвить. Не возьмешься ли за поиски?

– Гаврила, это и в самом деле смешно. Волхов – не ручей! Даже если точно знать, где корабль лежит, и то намучиться с поисками можно, а как из него добро вытаскивать? Оно же все под илом лежит, да и не могу я под водой дышать. Нет, не серьезно сие. Не взыщи, купец!

– Я, собственно, и не надеялся, сам понимаю, как в сказке – найди то, не знаю что. Однако же уж очень слова его запали мне в душу. Никак забыть не могу. Давай по чарке вина выпьем, у меня хорошее – бургундским прозывают. Да и забудем про клад. Только чур – никому.

– Обижаешь, Гаврила Лукич.

Я еще пару раз зашел поинтересоваться здоровьем купца и, убедившись, что Гаврила здоров, прекратил визиты.

А весной, после Масленицы, как-то зашевелились дружинники – точили оружие, чистили доспехи. Я поинтересовался у дружинника Михаила – не начальство ли приезжает?

– Эх, если бы начальство, – вздохнул Михаил. – Государь повелел, как дороги просохнут, собираться под Москвою, на Смоленск пойдем.

– Так уж ходили не раз и биты были.

– Ноне большую силу государь собирает, надо вернуть Смоленск под московскую длань.

– Тогда удачи. А кто же в городе остается? Нельзя же без войска, татары все никак не угомонятся.

– Стрельцы да ополчение. Бог даст – пронесет. А что до татар, придет и их время: вот соберет государь все земли и города русские у своего престола – подожмут хвосты и татары, и крымчаки, да и литвины со свеями.

Мы тепло попрощались и разошлись.

У меня появилась пища для раздумий. Любимое время всех правителей для войны – лето. Одежу теплую брать не надо, с запасами для людей и лошадей легче – пустил лошадь на траву, и не нужно везти в обозе зерно и сено. Только это – палка о двух концах. Русичи – на Смоленск, а татары, прослышав, что все рати с Литвою воюют – к нам на грабеж. Ой, чую я – лето беспокойное будет. А может, пока время есть, уйти куда подальше? Есть же места, куда нога татарская не ступала, – Архангельск, например. Ежели подумать, так еще места найдутся. Жалко только дом бросать. Привык я к нему, да и Нижний пришелся по душе.

Прикидывал и так, и эдак. Пара лошадей у меня в конюшне есть, коли внезапно нападут – все равно успеем верхами уйти, ценности только в сумке хранить надо. Может, разумнее их даже с собой не таскать, а спрятать в укромном месте, оставив немного на первое время. Вот очистятся реки ото льда, начнет паром работать, за ним – второй, который достраивают на верфи.