Стас Тихонов - Угроза внутри

Зачем теперь-то пристегиваться, если они не собираются бежать от Магнитки, подумал Ким, но приказ капитана выполнил. Влас пристегнул Индру, вернулся на место и, перед тем как воткнуть неизменные наушники, не очень понятно пошутил:

– Ну, что называется, приятного полета, приятель. Держись и поехали.

Звон стал громче. А потом… еще громче. Теперь уже Киму казалось, что он весь резонирует, словно металлический колокол, словно одна большая полая труба, по которой с гудением и свистом несутся с космической скоростью элементарные частицы, из которых состоит все на свете. Ведь любой человек – не больше чем набор элементарных частиц. Это так пугает…

Фонарик, который Влас подвесил к потолку, лил слабый свет на его лицо с закрытыми глазами, на бледную физиономию Индры. Индра выглядел необычно. Он вдруг открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но тут же закрыл обратно. Так повторилось несколько раз.

Ким прекрасно его понимал: ему и самому хотелось заговорить. Ни о чем, просто так, чтобы услышать свой голос и чтобы ему ответили. Чтобы не было так страшно. Стоп, почему это ему страшно? Чего он боится? Они в безопасности, в транспорте. Им ничто не угрожает. Всего и проблем, что звон в ушах, низкая гудящая нота, разрывающая череп, сводящая с ума, наполняющая слабостью и ужасом.

Страх. Паника.

Да что за ерунда, откуда паника? В голове наплывают одна на другую размытые картины: Коллектор, мастерская, хохочущее лицо Тори Лексуса, пустые глаза синтетов, пустые глаза консула Эдо. Ким слышит их голоса, все вперемешку. Нет, он слышит их мысли! Он «читает» их безо всякого усилия.

– Надо уходить отсюда.

Надо, надо, мысль очень умная, но у него нет сил, он и шагу не сделает; руки ледяные, а пульс за двести. Сердце не выдержит, откажет.

– Спасайтесь! Мы все здесь погибнем!

Чей же это след, чья же это тонкая, прерывистая волна. Это говорит Сенна, или Мак, или Готам, или… Да нет же, это никто не говорит. Это думает кто-то… Кто-то здесь, в транспорте.

Ким идет по волне, как по ниточке в лабиринте, он скользит по ее изгибам, и его голову внезапно наполняет стон:

– Боже мой, боже мой, боже мой…

Он дергается, теряет волну – нет, не теряет, она прилипла к нему намертво, он все равно все слышит. А вот и вторая:

– Надо было уходить! Еще не поздно… может?..

Она сливается с первой, рисунки накладываются, резонируют, и амплитуда колебаний резко возрастает, заставляя нервные окончания Кима корчиться от боли.

– Здесь хуже, гораздо хуже, здесь совсем плохо…

– Боже мой, что я наделала…

– Прочь! Прочь! Прочь!..

Чужие волны присасываются к Киму, как паразиты, тянут из него силы, интерферируют, модулируют, усиливают друг друга. Миллионы нейронов в его гудящей, ревущей, сжатой со всех сторон голове перегорают каждую секунду. Страх. Паника. Бежать.

– Бежать! Выйти отсюда.

Как громко… Потому что это не волна, то есть это волна, но звуковая. Кто-то заговорил, и Киму трудно понять кто, хотя все сидят рядом. Все так близко, и все так много думают, так много и больно думают…

– Мамочка!.. – тонкое, жалобное. Это говорит Рут.

– Конец, это конец, – кто-то из бойцов, тоже вслух.

– Надо наружу. Мы здесь задохнемся, – и точно, после этих слов Власа Ким сразу чувствует, что ему не хватает воздуха.

Стены транспорта сжимают его в железном кулаке. Волны, волны со всех сторон, мысленные крики, мольбы о помощи, рыдания… Кто-нибудь, уберите, выключите это немедленно! Он больше не может, не хочет!!!

Ким совершенно отчетливо понял, что единственное, что сейчас может ему помочь, – это выбраться из транспорта. Но приказ Каверина все еще удерживал его. Это не он с неразборчивым выкриком отстегнул ремень, вскочил с места и кинулся к люку: это был Риман.

– НИ С МЕСТА!!! – Ким впервые с начала этого кошмара услышал голос командира, но тот едва донесся до него сквозь адскую какофонию в ушах.

Риман уже успел отвернуть все ручки на двери, бормоча: «Выйти, выйти…» – дверь распахнулась, снаружи брызнул красноватый свет, и пахнуло нагретым железом. Капитан вскочил, попытался перехватить бойца, но все движения его были какими-то плавносмазанными, как будто Каверин двигался в жидком масле. Риман отчаянно лягнулся и выскочил из транспорта. Командир кинулся следом.

В транспорте как будто взорвался снаряд – и за ним начали детонировать другие. Влас вдруг исступленно выкрикнул: «За ними, скорее! Все уходим!» – и сорвался с места. Ерик уже был у двери, крича: «Стой, дебил!» Панько и Сун, пошатываясь, поднялись с мест; Рут, всхлипывая, отчаянно тащила Киру к выходу. Кима качало, он боялся, что не дойдет до двери, но все же дошел и вывалился на воздух, и его с головой макнуло в малиновое зарево: прямо перед ним висело солнце – зловещее, едкое, сводящее с ума.

А потом он бежал. Много минут без передышки – или много часов? Все, что он знал, это что ему нужно оказаться как можно дальше от проклятого места и от чужих болезненных мыслей, которые так терзали его бедную голову.

Когда Ким очнулся, солнце уже почти село. Он лежал ничком на земле, и вокруг, насколько хватало обзора, не было ничего, кроме каменистой земли, песка и жалких ссохшихся пучков травы. Ему стало холодно. Рассеянно оглядев себя, Ким сообразил: правильно, они ехали без термокостюмов. Здорово болело плечо; повязка сползла и размоталась, свисая грязными потрепанными петлями, а царапины, после того как Кима потаскало по салону, опять кровоточили.

Он сел, осмотрелся еще раз. Никаких следов на песчаной почве, ничего… Откуда же он примчался, не разбирая дороги, как курица с оторванной головой? И где сейчас остальные?

В любом случае, если он хочет их найти, начинать нужно прямо сейчас. Ночью на Открытой земле, в одиночестве, без укрытия, одежды и оружия… Верная смерть. А солнце скоро сядет.

Солнце… Ким с содроганием вспомнил, каким чудовищным показался ему пурпурный свет, когда он только выбрался из машины. Наверняка он бежал прочь от него. За это время диск сместился – знать бы насколько!

Без особой надежды он достал из кармана пласт-фон, но обнаружил, что аппарат не подает признаков жизни. Если сейчас неправильно выбрать направление – можно бежать по этой степи до скончания века. Так. Что рассказывал Ерик? Ориентирование по солнцу… Вспоминай, Ким, вспоминай!

Когда начался переполох из-за Магнитки, был как раз полдень – Риман сказал. Прошло где-то с полчаса, и потом их мотало. Тоже с полчаса где-то. Потом они остановились, и начался тот мрак. Здесь уже сложнее… Часа два? Скорее, три. Но ему было больно, и раз ему кажется, что три, значит, на самом деле меньше. Значит, два часа, и потом… Ким прикинул, сколько он мог пробежать до полного упадка сил. Неплотный завтрак, гликогена в мышцах и печени хватило бы на… Нет, неправильно: его подхлестывали адреналин и кортизол, он мог сделать сверхусилие и бежать. Все равно, никак не больше двух часов кряду.