Дмитрий Глуховский - Метро 2035

– Это наш человек, ясно?! – заорал он пулемету, снайперским винтовкам, лазерным зайчикам, черным трафаретам, зассанному космосу и ослепительной звезде. – Мы будем его здесь ждать!

– На здоровье, – отозвался Дитмар. – Но фюрер может спать и до полудня. Ждите.

– Мы будем ждать, здесь будем, Артем, – горячо зашептал Летяга. – Ты вернешься. Если они хоть волос на твоей голове… Старик бурчит на тебя, конечно, но за своих горы свернет… Мы ведь с тобой одной крови, ты и я… Да?

– Да, – сказал Артем; он уже мало что слышал. – Да, Летяга. Спасибо. Не знаю.

И, приклеив чертов конверт к коже, спотыкаясь о шпалы, он полетел к сверхновой, прямо в нее самое; в миллиард градусов.

– ВРАГИ РЕЙХА! ВРАГИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА! НА НАШЕМ ПОРОГЕ! СТОИТ ОРДА УРОДОВ!

Диктор был один, но вещал он из десятка чуть-чуть друг от друга отстающих мегафонов, и оттого дробился, повторял сам себя эхом; и этот хор одного человека звучал как голос гидры – жутко и завораживающе. Яд капал из этого голоса.

– ЕСЛИ МЫ НЕ БУДЕМ БИТЬСЯ ДО КОНЦА! НАМ ГРОЗИТ ПОЛНОЕ ИСТРЕБЛЕНИЕ!

Он встретил Артема раньше, чем свет Чеховской-Вагнеровской; свет не умел отражаться от гнутых и извилистых туннельных стен, а голос мог.

– УЗНАВ О ПРЕДАТЕЛЬСКИХ ПЛАНАХ КРАСНОЙ ЛИНИИ! В НАРУШЕНИЕ МИРНОГО ДОГОВОРА! ЗАХВАТИТЬ СТАНЦИЮ ТЕАТРАЛЬНАЯ! Я! РЕШИЛ НАНЕСТИ ОПЕРЕЖАЮЩИЙ УДАР!

– Фюрер? А ты говорил, он спит… – сказал Артем Дитмару.

– Сейчас никто в Рейхе не спит, – ответил тот.

На Чеховской-Вагнеровской Артема встречал транспарант: «Добро пожаловать, дорогие гости из Полиса!»; посреди зала строились шеренгой разновозрастные мужчины – кто в чем, таращили красные заспанные глаза, неуверенно шушукались. Вдоль рядов сновали похожие на овчарок прапоры, покрикивая, похлопывая, похлестывая. Устанавливали столы с табличками, выкладывали на них горами камуфляжное тряпье, везли, громыхая, тележки с оружием. В противоположном краю платформы разворачивали тент с красным крестом, и взгляды из шеренги магнитились все время к нему.

– НО КРАСНАЯ ЛИНИЯ НЕ ОСТАНОВИТСЯ НИ ПЕРЕД ЧЕМ! ЧТОБЫ ЛИШИТЬ ГРАЖДАН ТЕАТРАЛЬНОЙ! ИХ ЗАКОННОГО ПРАВА! ЖИТЬ СПОКОЙНОЙ И СЧАСТЛИВОЙ ЖИЗНЬЮ!

Станция была странная – круглосводая, как туннель, и с арками, похожими на пропиленные в стенах бойницы. Ее белый мрамор сверкал; были вычищены и светильники – старые, подлинные. Забавные они были: не отдельные друг от друга, как на прочих станциях, не сдвоенные и не соцветиями спаянные, а сразу по двадцать сидящие на бронзовых гондолах двумя рядами; словно их тоже среди ночи разбудили и построиться заставили. А еще похоже было на рабьи души, которые на летучих галерах гребут по удивительному белому туннелю в свой честно заработанный рай.

– Где мину заложил?

Дитмар шел скоро, Артем еле за ним поспевал; лица в шеренге мелькали мимо, и ни одно не успевало оформиться. За спиной повизгивали о гранит сапожные подковки: печатала шаг охрана.

– Внизу, по эскалатору спустился, – доложил Артем. – У гермоворот.

– Хорошо завалило?

– Основательно.

– Смотри. На Театральной пока все под нашим контролем, так что хочу тебе верить. Но проверю, конечно. Если все исполнил, награда… Орден! – Дитмар ухмыльнулся. – Орден тебе за такое полагается.

Вдруг выскочил из шеренги кто-то им наперерез; охрана метнулась вперед, вскинула «калаши». Но это был маленький кто-то, дурацкий, безобидный: бороденка, очки запотели…

– Простите! Простите! Гражданин офицер… Господин Дитмар… Ради всего святого! Тут ошибка. Меня по ошибке мобилизовали. У меня жена… Наринэ… Вы ведь только что у нас… От нас…

Дитмар вспомнил, встал, отмахнулся от охраны.

– Илья Степанович. А мы тут с вашим знакомым. В чем ошибка?

– НАВОДНИТЬ СТАНЦИЮ УРОДАМИ! ВОТ ЧЕГО ОНИ ХОТЯТ! ОНИ ВЗБЕШЕНЫ! НАШИМ СОПРОТИВЛЕНИЕМ! И ЭТА ОРДА УЖЕ! У НАШИХ! ГРАНИЦ!

– Наринэ моя… У нее схватки начались. После взрывов этих на Театральной… Ее забрали. В роддом. Сказали, в любой момент воды могут… А у нее срок еще… Не подошел, понимаете? Может, на сохранении она бы… У нас такой замечательный роддом! Но если меня призовут… Или что-то случится там… Как же она? Сейчас? С кем? А если роды? Надо ведь быть там… Я должен знать… Кто родится… Мальчик или…

– ИМЕННО ПОЭТОМУ! Я ОБЪЯВЛЯЮ! ВСЕОБЩУЮ! МОБИЛИЗАЦИЮ!

Унтер улыбнулся учителю, положил руку ему на плечо.

– Так сказать, родила царица в ночь… Не то сына… Да, Илья Степанович? Не то дочь.

– Зачем вы… Зачем вы так?

– Ну господи, шутка же. Помню наш разговор. Помню. Давайте пройдемся.

Он сделал знак овчаркам-прапорам, и, приобнимая, повлек Илью Степановича за собой. Артем шагал рядом; мял в кармане конверт. Что там? Конверт был жесткий, что-то в нем лежало… На что это похоже? Не письма, не бумаги… Голова раскалывалась. Завод кончался.

– Вы ведь собрались нам учебник истории писать, да? – говорил Дитмар учителю.

– Господин офицер… А если… Если при родах что-то…

– Вот вы садитесь – и пишите! Сейчас же начинайте! История прямо на ваших глазах делается! – он остановился, снял с Ильи Степановича очечки, подышал в них, протер и водрузил их на место. – У себя в штабе выделю вам уголок. А то убьют еще, правда…

– ЗАЩИТИТЬ ОТ КРАСНОЙ ОРДЫ НЕЙТРАЛЬНУЮ СТАНЦИЮ! ВОТ НАШ ДОЛГ! НАС МОЛИЛИ О ПОМОЩИ! И МЫ ИДЕМ!

– Спасибо. Благодарен. Господин… Дитмар… Но… Позвольте к жене… Сейчас… Поддержать… На ней лица не было… Чтобы знала, что все хорошо… Что вы заступились… И если роды…

– А зачем? – спросил у него Дитмар. – Там-то уже ни вы ничего не измените, ни я. Родится здоровый малыш – хорошо. В роддоме есть, кому поздравить мать от лица Партии.

– Но… Но если вдруг… Тьфу-тьфу-тьфу… Если, не дай бог…

– А если урод… Тише, тише. У нас прекрасный роддом, вы сами сказали. Наркоз. Когда она очнется, все уже будет сделано. А ребеночек даже ничего не почувствует, поверьте. Там же все профессионалы. Тот же самый наркоз, только доза другая. Все гуманно. Чик, и все.

– Конечно… Да, я понимаю… – на Илье Степановиче лица не было. – Это просто так скоро случилось. Схватки ее. Она так волновалась, Наринэ моя… Я думал, еще время будет…

– А еще будет время, Илья Степанович! – стиснул его покрепче унтер. – Еще какое хорошее время будет! Так что в роддоме вам делать нечего. Все. Бумагу и карандаш вам выдадут. Буду за вас держать кулаки! – он подтолкнул ошалевшего учителя к одному из охранников. – Распредели гражданина ко мне.

– НИКТО НЕ ОСТАНОВИТ НАС! КОГДА МЫ ВЫПОЛНЯЕМ! НАШ! СВЯЩЕННЫЙ! ДОЛГ!

– Куда мы идем? – затревожился Артем, когда почти вся станция уже была позади; кончалась она ступенями перехода, у которого стоял караул.

– Ну тебе ведь нужно вручить эту вашу депешу, так? – оглянулся на него Дитмар. – Что там, кстати? Ультиматум? Мольбы? Предложение о разделе Театральной между заинтересованными сторонами?