Олег Верещагин - Очищение

— Как раз ничего подобного, Велимир. Как раз поддерживаю твою идею вооруженных экспедиций.

— Что до агентуры — то это дело наживное, — подал голос Жарко.

Шумилов посмотрел на него внимательно, изучающе. Жарко отвел глаза, чуть усмехнувшись. Эти двое друг друга недолюбливали — и не скрывали этого. Шумилов считал свой КГБ единственной спецслужбой. Официальнотак оно и было. Но Романов отлично знал, что Жарко занимается, кроме курирования образования и воспитания подрастающего поколения, агентурной разведкой — лично для него, Романова, — используя связи Женьки Белосельского и кое-кого из своих новых воспитанников. Это не было спецслужбой, оформленнойспецслужбой, — но шутка про «особый невидимый отдел романовской канцелярии» циркулировала по Думе со стабильной настойчивостью.

— Наживное, — согласился Шумилов. — Будем обзаводиться ею вместе с экспедициями. Пока они — единственный способ расширять сферу влияния. Пусть вслепую. Но хотя бы так.

Кажется, он хотел еще что-то сказать. Но в коридоре раздался шум, кажется, даже звуки потасовки (практически все в помещении схватились за оружие, Романов поймал себя на точно таком же движении), — и внутрь, почти волоча на себе двоих охранников, ворвался молодой парень в незастегнутой легкой куртке. Романов вроде бы даже его знал, хотя не мог вспомнить толком откуда. Посетитель же, ни на кого не глядя, кроме Лютового — тот как раз был в числе немногих, оставшихся спокойно сидеть на месте, — крикнул:

— Вадим Олегович! Связь! Только что!

Профессор поднялся — быстро, словно его подбросило пружиной. Романов уловил только слово «связь» и, перекрикивая совершенно несолидный шум, мгновенно заполнивший помещение, закричал сам:

— Какая связь?! С кем?! Каким образом?!

Парень — теперь Романов вспомнил, что это один из молодых ученых, которых курировал Лютовой, но ни фамилия, ни имя все еще не шли на ум, — кажется, очнулся, потому что, бросив взгляд уже на Романова, стал быстро и восторженно говорить что-то об усиливающих кольцах, пробое искрой и какие-то еще термины, за которыми никак не было видно самого главного — сути. Юрзин сориентировался быстрей прочих — каперанг со своего места крикнул:

— Вы сумели усилить сигнал?!

Этот крик установил тишину, словно бы команда. Охранники отпустили парня (он на них, впрочем, так и так не обращал внимания) и тоже заинтересованно застыли, слушая. А тот поправил куртку и, счастливо кивнув, расплылся в совершенно мальчишеской улыбке. Зашарил по карманам, достал несолидный клочок бумажки…

— Мы не обещаем постоянной связи, — тут же торопливо предупредил он. — Может быть, это вообще была случайность. Кроме того, надо учитывать, что скорее всего большинство достаточно сильных передатчиков и приемников было выведено из строя полностью, а также то, что доработка, подобная той, которую мы произвели, — вещь новаторская…

— Да прочитай же текст, черт бы тебя побрал! — не выдержал Романов. Его снова поддержал короткий гул. Парень оторопело осекся, кивнул и даже с некоторой торжественностью прочел, держа бумагу обеими руками:

— «Властям Владивостока в случае, если слухи верны. Улан-Удэ разрушен. Озеро Байкал быстро меняет очертания, западный берег резко опускается. Землетрясения. Сейчас говорит поселок Селенжинский. Генерал-лейтенант Белосельский…» — Романов вздрогнул, услышав знакомую фамилию, но тут же забыл об этом совпадении… — Тут пропуск… дальше: «…Прочно контролируем поселок и окрестности. Большое количество беженцев, детей-сирот и больных лучевкой. Сильные ветра, необычное похолодание. Надеемся справиться. Готовимся. Сделаем все, что можем. Подтверждаем готовность сотрудничать». Опять пропуск, дальше: «…В этом случае не стоит даже пытаться. У нас достаточно техники и боеприпасов, чтобы отбить охоту…» Снова пропуск, дальше: «…Будем передавать с 17.00 до 18.00 и с 3.00 до 4.00 по Москве каждые сутки и ждать в эти же…» Все.

— Кто-нибудь… Да тише, черт возьми! — Романов стукнул обоими кулаками по столу, потому что поднялся снова невероятный радостно-удивленный шум. — Кто-нибудь знает Белосельского?!

— Я! — поднялся полковник Сельцов, представлявший сейчас объединенное руководство ВВС и ПВО — контору, бывшую практически бесполезной, не прими Большой Круг решения о старательном сохранении всех механизмов, аппаратуры и прочего. — Хорошо знаю, думаю, меня он тоже помнит. Строго говоря, два года назад он вышел в отставку… до этого десять лет служил в штабе округа, бывший десантник. Последнее время по поручению полпреда президента курировал кадетские корпуса. Надежный человек, настоящий офицер, но как бы сказать, с тяжелым характером.

— Вы сможете его опознать во время радиосеанса? По каким-нибудь характерным словечкам, приметам речи? — тут же спросил Шумилов, как видно, сразу понявший идею Романова.

— Эй, эй, эй! — подал голос молодой ученый, уже разговаривавший сразу с несколькими людьми. Он вывернул шею, глядя через плечо. — Мы не можем обещать…

— Я знаю! — рявкнул Романов. — И не надо обещать! Сделайте!

— Мы… — Парень вдруг усмехнулся и кивнул: — Хорошо. Сделаем.

— Могу, — решительно сказал Сельцов. — Практически стопроцентно.

— В таком случае вам это и поручается. — Романов рухнул на стул. И с трудом удержал себя от желания спрятать лицо в ладонях и вслух пробормотать: «Неужели получится?!»

Женька заявился около девяти часов — у Романова шло совещание с Русаковым, Муромцевым, голландцем Северейном и представителем японцев по вопросам совместной обороны. Точней, по вопросу включения экипажа фрегата и взрослых японцев в отряды самообороны. Мальчишка был по пояс в грязи — ощущение такое, что он куда-то проваливался, — и при этом крайне доволен. По стеночке (и оставляя на полу отчетливые черные следы ботинок) он проскользнул в дверь, за которой при старом мэре располагалась роскошная комната отдыха, а сейчас была просто спальня-кабинет Романова. Там же стояла в углу наскоро смонтированная душевая кабинка с электронагревателем.

И японец, и голландец вели себя недоверчиво-подчиненно. Явно ждали каких-то подлянок, и Романов не знал, как их переубедить. Да и не очень старался, полагаясь на время, — разберутся сами. Вооруженные силы нового государства (кстати, еще не имевшего названия) состояли в первую очередь из ополчения — всех мужчин, которые могли носить оружие и — на этом настоял Большой Круг, хотя сам Романов сомневался, — не злоупотребляли алкоголем, а также вели какое-то собственное хозяйство или значимое «дело» либо состояли на общественно важной службе. Выпивохам и тем, кто предпочитал жить на обязательные пайки, работая «от и до», оружия не полагалось. Большая часть солдат-срочников из всех уцелевших воинских частей после разрешения на демобилизацию слилась с населением.