Олег Верещагин - Очищение

— Да ты хоть скажи, что нам делать-то?! Как жить?! — в голосе была тоскливая, безнадежная истеричность. С другого конца площади поддержали:

— По каким критериям будете оценивать-то?

Романов снова плюнул на асфальт. С невыразимым презрением процедил:

— Критерии… умники. По совести буду оценивать. Покопайтесь в закромах, может, где лежит?! А если нет — так хоть ум откопаете?! Или страх, на худой конец?! — Романов обвел толпу взглядом, зло вздохнул: — Нет, вижу, вас одних тут оставлять нельзя… соль земли, мать вашу в гроб… В общем, я все сказал, больше говорить не буду, а вы — вы примете то, что я сделаю! Кончен разговор! А теперь я буду читать список, кого зачитаю — отходят вон к тем моим ребятам, встают вон у той стенки и получают ровно то, что заслужили, — пулю за издевательство над людьми. Бежать не советую. Если кто побежит — все равно поймаем тут же и раздернем конями — долго и больно, поверьте… Итак, слушайте внимательно, чтобы не переспрашивать: «А меня за что?!»

Отряд отъехал от поселка уже километров на десять. Все это время скакавший рядом с Романовым, лишь чуть позади, Провоторов молчал. Наконец молчание стало настолько красноречивым, что Романов не выдержал и буркнул:

— Давай. Говори.

— И скажу. — Голос Провоторова был не раздраженным, скорей — задумчивым и удивленным. — Это вот то, что ты там устроил… это как понимать?

— А что, мы что-то не так сделали? — задумчиво спросил Романов.

Провоторов хмыкнул:

— Да нет, до определенного момента все так. Но вот это, в финале… Бывшего личного врача главного работорговца и преступника ты назначил ответственным за санитарно-эпидемическую обстановку в районе и за социалку. Ненормальную бабку откуда-то из деревни посадил курировать продукты и их распределение. Команде сопляков, которые год нормально не мылись, раздал оружие с целью установления в районе нашей прочной власти. Одного сопляка, хорошо еще не самого сопливого, назначил старостой. А другого, уже вообще с горшка, поставил наблюдать за порядком. Я вот еду и думаю — что это вообще было?

— А кого там надо было ставить? — спокойно ответил Романов. — Этих… — он продолжал, как сплюнул, — …землеробов, крепких хозяев, надежу Расеи и отечественных производителей? Вот уж не стоит. У них хорошо если дети будут на людей похожи, позаботимся… Поселковых? Я их и не видел никого, пришипились в своих квартирках и по ночам горшки под соседские заборы выносят. Поставил, кто на людей похож. Для руководства недолюдьми они сгодятся. А там посмотрим — может, они еще и не хуже нашего справятся… Ты лучше скажи, на кой черт ты сам разминировать-то около тех складов полез? Я тебе сказал — под твоей командой! А ты?

— Детей жалко было, — угрюмо сказал Провоторов. — Не ругайся, нормально же все прошло… И все-таки ты мне вот что скажи. Не боишься, что отъедем мы на полста верст, и эти твои землеробы, как ты сказал, опомнятся, да и ночью перебьют всю твою соплячью дружину? Заодно с врачом этим и с той чокнутой? А те же склады растащат, не говорю уж про еду сдавать?

Романов усмехнулся. Вспомнил, с каким лицом тот мальчишка — Голландец, прозвище запомнилось, а имя не вспоминалось начисто — взял из рук Романова «РПК». И сказал уверенно:

— Не посмеют. Меня больше другое беспокоит — как бы ребятишки не взялись сейчас суровую справедливость устанавливать — за все и за всех разом. Был бы хоть один нормальный взрослый — поставил бы там старшим надо всем его, конечно. Я вон уж думал, — он покосился на казака, — тебя оставить.

— Ну уж нет, — помотал чубом Провоторов. — Это ну вот никак не по мне.

О Ващуке Романов все узнал еще там, в подвале кафе «Уют», — и очень быстро. Выбирая между гильотиной и пулей, бандос (один из «проводников» этого самого Ващука) раскололся тут же и полностью, как мешок с горохом прорвался. Правда, выслушав его, Романов все-таки затолкал его именно под нож.

Было за что…

История была еще более дикая, чем события в поселке и окрестностях. Хотя, как подозревал Романов, в общем-то, история совершенно обычная для последнего времени. Была недалеко от Ванино «в живописном месте среди реликтовых рощ недалеко от морского побережья» некая элитная школа для «успешных» детишек «успешных» родителей, построенная на уворованной-выкупленной территории бывшего пионерлагеря, лес вокруг (эти самые реликтовые рощи), речка, подальше — поля заброшенного колхоза. А с другой стороны — дорога к морю. Учились тут сыновья-дочки региональной элиты — из тех, кто на окружающий мир смотрел с высоты папкиного кошелька. Директор, Севастьян Борисович Ващук, тоже был из «успешных», и все родители элитных детишек его очень даже ценили: в школе бассейн-кружки-языки-заграница-фитнес-бизнес…

Когда началась война, школа продолжала спокойно функционировать. Дальновидный Ващук предполагал после победы «сил ООН» заключить контракт и готовить тут туземную администрацию. Ни родители детишек, ни сами детишки, ни директор, которому светили в перспективе еще и ооновские отчисления, ничего против такого будущего не имели. Но потом власть екнулась совсем. И Севастьян Борисович остался на ровном месте без денег и с почти двумя сотнями несовершеннолетних подопечных на руках — про кого-то родители просто забыли (не до элитного щенка), у кого-то погибли, у кого-то пропали без вести…

Но Ващук недаром был успешным человеком. И персонал подобрал соответствующий. Сориентировавшись в обстановке, дружный педколлектив превратил элитную школу в… образцовое плантационное хозяйство. Поля кругом, лес опять же… а построить кучу парников — и вовсе нет проблем. Полдюжины казней тех, кто попытался вякать о своих правах и родительских связях, на любовно обустроенном помосте для колесования или у металлического столба для сожжений на медленном огне, тщательно подобранная и обласканная из парней постарше стража (двадцать два бойца с неплохим вооружением), несколько прикормленных взрослых разведчиков из бывших браконьеров (устанавливать полезные контакты), изуверские наказания — все это мгновенно раздавило и робкие попытки сопротивляться, и мысли о побегах. Выдрессировать «контингент» в рабов ничего не стоило — откормленные, разбалованные и накачанные сопляки и соплюшки не имели за душой ничего, что могло бы им помочь «удержаться на плаву». В ударные сроки гордо дравшие нос перед «быдлорашкой» «наследники состояний и кресел» превратились в послушнейших рабов, считавших огромной удачей лишнюю миску похлебки на ужин или ночь, проведенную под кем-то из руководства или охраны в настоящей кровати (сам Ващук составил себе гарем из десятка девочек шести-девяти лет, но среди других «начальников», как водится в подобных элитных школах, было полно гомиков-педофилов, теперь «загулявших на просторе»). Ващук интенсивно расширял плантацию за счет скупки малолетних рабов, взамен снабжая несколько банд продуктами и предоставляя им возможности для шикарного по нынешним временам отдыха.