Олег Петухов - Пост-Москва

— Вы ведь Анастасия? Офелия?

Девушка кивает головой. Она в шоке и не может еще сказать ни слова.

— У меня есть приказ доставить вас к отцу, его зовут Фидель.

Наконец девушка справляется с нервами:

— Да, я знаю. Теперь я знаю.

Утро Судного дня наступило.

Город, поделенный на зоны, сферы влияния, схлопнувшийся в своих кольцах и замурованный блок-постами и баррикадами, просыпается тяжело, будто с тяжкого похмелья после многодневного запоя. Москва-Сити, огороженный Бульварным кольцом, будто крепостным рвом с протухшей водой, замер в немом ужасе перед неизвестностью бытия. Сегодня воскресенье, и большинство менагеров, юристов и экономистов по образованию, вероисповеданию и убеждениям, остаются дома, там, где застала их судьба и Революция. Блок-посты пусты, полиция исчезла ровно в тот момент, когда от нее мог бы быть хоть какой-то толк.

По улицам, ведущим в самый центр города, бредут гасты. Чем дальше, тем их становится больше. Отдельные группки собираются в толпы, толпы вытягиваются в колонны, чтобы уже при подходе к Кремлю слиться в единую серо-коричневую-черную массу.

Те горожане, кто уже проснулся или еще не ложился со вчерашнего бурного веселья, в ужасе смотрят в окна на улицу. Они не понимают, что происходит. По телевизору крутят одно и то же выступление президента, в котором он призывает сохранять спокойствие и соблюдать порядок. А еще президент говорит о необходимости вооружаться и создавать по месту жительства или работы народные дружины и советы.

Гасты концентрируются на Красной площади. Они чего-то ждут, но совершенно спокойны и даже деловиты. Многие из них держат в руках сотовые телефоны, но раз за разом им сообщают, что наступил великий день, вселенский праздник исполнения их истинного предназначения.

Новости по телевизору вдруг прерываются картинками прямой трансляции с улиц и проспектов столицы без всяких комментариев. Потом дается панорама Красной площади с разных ракурсов. Без комментариев, без фоновой музыки, без монтажа. Только масса гастов с непроницаемыми лицами и шум от шарканья двух миллионов ног по асфальту и брусчатке.

Город погрузился в топкую трясину ксенофобии, ненависти и страха. И только солнце в июльском небе, как ни в чем ни бывало, светит на правых, незваных, невиновных и грешников без разбора.

— Странно, но я выгляжу неплохо для своих лет, — задумчиво говорит Георгий, глядя на экран, где в очередной раз транслируется выступление президента. — Это тем более странно, что я не помню, чтобы я это когда-либо говорил. Или даже слышал этот текст.

— Забей, — советует Фидель. — Мало ли кто что помнит, не помнит. Ты по существу не возражаешь, надеюсь?

— Да нет, по существу все верно, вот только…

— Что опять не так?

— Не будут они вооружаться. В Москва-Сити скопились трусливые лицемеры, для которых вооруженный мужчина — зримое исчадие ада, а сам принцип оружия — как роспись кровью на договоре с дьяволом.

— Поэтично сказал.

— Еще б. Как вы это сделали?

— Что? Твое выступление?

— Ага.

Фидель подумал, а потом признался:

— Если честно, понятия не имею. Могу только предположить, что улитки взломали твое телевидение и запустили туда вирусный ролик с компьютерными спецэффектами.

— Понятно. Я всегда подозревал, что президент, в принципе, не особо нужен. Даже не спрашиваю, кто такие эти «улитки»…

— И правильно делаешь. Но я тебе все же скажу, чтобы ты понимал, насколько все серьезно. Ты ведь представляешь себе, что такое сеть? Ну, в широком смысле, не просто интернет, но вообще вся сеть — с банкоматами, видеокамерами, сотовой связью, каналами передачи данных для крылатых ракет и псевдоморфов, системами глобального позиционирования, автоматизированными системами управления городской энергетикой?

— Представляю. Особенно хорошо представляю систему управления светофорами в городе.

— Да, и это тоже. Так вот, представь себе, что есть некие улитки, которые взломали все коды и пароли на своем пути и добрались до всех этих систем. И они по-своему разумны.

— Что значит «по-своему»?

— Что значит «разум»?

— Хм… — президент сделал неопределенный жест рукой. — Понятно, философия.

И повернувшись в сторону дивана:

— Кто-нибудь принесет уже что-то типа льда ему на яйца? Славик, твои стоны меня уже заебали! Думать надо было, в кого стреляешь, дебил.

ФИДЕЛЬ:

Геринг все еще стонал и корчился на диване, но раньше он успел сообщить, что Офелию должны были оформить в Тимирязевской межрайонной прокуратуре и допрашивать как подозреваемую там же, со стороны Следственного комитета. Я позвонил, куда надо, и послал ребят из местного отряда самообороны по адресу. Они отзвонились и сказали, что в здании нет никого в живых, если не считать какой-то твари размером с полгрузовика. Это уже радовало. Я отдал им распоряжение прочесать весь район, она должна была быть где-то там неподалеку.

И вот они звонят и говорят, что нашли Офелию.

— Что с ней? Она жива?

— Жива, здорова. Но мы подтянулись вовремя, Фидель.

— Срочно везите ее в Кремль, — сказал я. — И спасибо, мужики.

Президент внимательно смотрел на экран телевизора, где транслировалось торжественное шествие гастов на Красную площадь.

— Я правильно понимаю, что это твоя идея? — спросил он меня.

Я только пожимаю плечами:

— Мы взломали их сотовую сетку и дали приказ от имени их координаторов собираться на площади. На Красной площади.

— И они послушались?

— Ну, да. У них же великий праздник сегодня.

— Какой праздник, Фидель?

— Праздник всесожжения. Ты заебал, Геринг! Хочешь, чтобы я тебе добавил с ноги?

Как же меня бесит этот боров на диванчике! И не только меня. Ксюша непроизвольно вонзает свои сверхострые ноготки в столешницу из массива махагона.

— Знали бы вы, как трудно найти сегодня краснодеревщика, — замечает Георгий.

— У тебя в городе вообще трудно найти кого-либо с руками и головой, — философски отвечаю я.

— Это точно, — соглашается он.

Николай и Иван работают на своих ноутбуках, не покладая рук, рассылая распоряжения, приказы и рекомендации по местам за подписью «Генеральный координатор». Судя по всему, это должен быть я. Правда, я настоял, чтобы рассылка любого приказа сопровождалась обязательной формулой «если это не противоречит твоей совести».

И не спрашивайте меня, что я имел в виду.

На трибуну мавзолея поднялась красивая девушка с хрупкими чертами лица и огромными глазами. Внизу, возле входа на лестницу, ведущей к трибуне ее ждет ее отец, которого все знают как Фиделя.

Из-за кремлевских стен неожиданно появилась грозовая туча, освещенная изнутри всполохами молний. Туча небольшая, и непонятно, откуда она вообще взялась тут в этот погожий солнечный денек. Туча непроницаемо черна, как будто око беспощадного великана воззрилось с небес на землю, или тебе снится страшный сон с грозовыми тучами, или это господь из чрева облака разговаривает со своими ангелами.