Александр Трапезников - Затерянные в Полынье

– Что с вами, вам плохо? – услышал я голос Дрынова.

– Нет, – мотнул я головой, сбрасывая наваждение. Но ведь могло же, могло быть такое коллективное убийство? И почему это привиделось мне именно здесь, перед Дрыновым?

Я увидел, что по улице идут Комочков и Жанна, и пошел им навстречу. Парочка была еще та: оба рыжие, будто курага, да еще и с зелеными глазами, в которых начинал разгораться пожар любви. Медсестра сухо поздоровалась со мной, а потом тотчас же и попрощалась.

– Значит, до вечера! – крикнул ей вслед Комочков, чуть не облизываясь при этом. Я и не предполагал, что он такой сексуально озабоченный.

– А что у нас намечается на вечер? – поинтересовался я.

– Не знаю, что у вас, а лично меня она поведет к Волшебному камню. Как журналист я обязан исследовать это таинственное явление.

– Жанночку ты хочешь исследовать, ну да это твое дело. А вот ответь-ка мне, милый друг Коля, давно это у тебя с Машей? Она ведь не бесхозная медсестра, у нее муж, дети.

– Месяцев пять, – беззаботно отозвался он.

– У меня это в голове не укладывается.

– Странно. Вроде бы там достаточно свободного места.

– Он еще и острит! Как ты вообще решился на такое?

– Ну и что? Поэтому, значит, ее нельзя считать привлекательной женщиной? А может быть, она не любит Сеню? Подумай об этом, моралист.

Я подумал. Но все равно не мог понять, что происходит. Какое-то огненное колесо катится на всех нас, готовое раздавить в лепешку. Я всегда считал Барсуковых идеальной парой. Или они делали вид? Или я слеп?

– Так у вас это серьезно? – спросил я с последней надеждой.

Комочков как-то тяжело вздохнул.

– Не знаю, Вадим, не хочется об этом думать. Маша считает, что да. Она была бы даже не прочь развестись с Сеней. Он, кстати, пока ни о чем не догадывается.

– Вот именно – пока. А когда узнает, – он тебя прибьет. Или Машу. А еще лучше вас обоих.

– Ну и пусть. Но видишь ли, по правде говоря, я все равно не смогу связать свою судьбу с Машей, даже если она уйдет от Барсукова. Потому что… Только ты никому не проболтайся. Потому что через три месяца я сам… женюсь. Вот так-то… И не пялься на меня, как на таракана, все мужчины рано или поздно заводят семью. Пришел и мой черед.

– На ком же ты остановил свой выбор?

– Ну… есть одна. Позже узнаете.

Мы подошли к озеру. На травке лежал Марков, а по обе стороны от него Милена и Ксения. И зачем мы сюда приперлись?

– Эй! – крикнул я им. – Кто хочет сходить на кладбище?

– Катись отсюда, – повернула ко мне лицо Милена.

– Грубишь, ласточка.

– Я, пожалуй, пойду гляну, – сказал Марков и одним прыжком вскочил на ноги. Стал натягивать джинсы.

– И я с вами! – поднялась Ксения.

– Милена, шла бы ты домой, – посоветовал я жене. Но она ничего не ответила, отвернувшись.

Перед входом на кладбище мы остановились между двумя молебными домами: церковью и «айсбергом» Монка. Двери обоих были отворены, словно приглашая ступить внутрь.

– Ну что, ребятки, кто – куда? – спросил Марков.

Мы с ним пошли направо, в храм, а Комочков и Ксения изъявили желание послушать диковинного южнокорейского проповедника. Словно мало им подобных сект в Москве. Кроме Аленушки, молившейся перед образом Божьей Матери, в церкви никого не было. Услышав наши шаги, девочка повернула голову, посмотрела с забавной строгостью и приложила пальчик к губам. Но мы и не собирались шуметь, прыгать или плясать, как эти девицы из «Пусси Райт». Мы встали там, где нам указал Бог, и каждый остался наедине с ним…

Когда мы вышли из храма на солнечный свет, нас уже поджидали Комочков с Ксенией. Они заговорили наперебой:

– Этот смешной Монк призывал какую-то Гранулу, грозил, что нашлет ее на церковь и всех, кто туда ходит… Значит, и на ваши головы тоже. Сухой спирт бывает в гранулах, а он что имел в виду?

– На его языке Гранула означает смерть, – вспомнил я.

Наступило молчание. Даже солнце вдруг скрылось за тучей, и все вокруг потемнело.

– Чего-то он раздухарился, Монк ваш, – нарушил тишину Марков. – Давно за бороду не дергали?

– Не все так просто, – пояснил я. – За Монком стоит Намцевич. А у того вооруженная охрана. А мы все здесь – в западне. Вот так-то, капитан Фракасс.

– Ну, привез в миленькое местечко, – сказала Ксения. – Ладно, пошли на кладбище, будем готовиться к смерти.

Зря, конечно, она так сказала… Любое произнесенное слово рано или поздно материализуется. На кладбище, среди могильных плит, склепов и памятников, мы как-то неожиданно потеряли друг друга. Сначала отстал Комочков, разглядывая понравившиеся ему изваяния, потом куда-то упорхнула Ксения, словно залетевшая на погост бабочка, а когда я оглянулся, то со мной рядом не было и Маркова – его тоже унесла нелегкая.

Я искал могилу деда, но, кажется, снова заблудился. И лишь после пятнадцатиминутного хождения по погосту мне повезло: я вышел наконец к двум выползающим из земли железным рукам, держащим скрещенные мечи. Мое внимание сразу же привлек букетик полевых цветов, лежащий на холмике. Наверное, его принесла тетушка Краб или кто-то еще – ведь деда в Полынье чтили многие. Но и убили его тоже здесь. Где любовь – там и смерть, подумал я. И еще мне вдруг показалось, что здесь произошли какие-то едва уловимые изменения. Что-то нарушилось после моего первого посещения. Словно бы сам памятник чуть сдвинулся в сторону, накренился.

Приглядевшись внимательней, я заметил, что это действительно так: один из мечей был чуть выше другого. Странно, ведь они были установлены абсолютно ровно. Казалось, что это пытался подняться сам покойник, сбросить давивший его груз сырой земли. И хотя я старался уверить себя, что, скорее всего, это связано с оседанием почвы после грозы, но неприятное ощущение не покидало меня. Так же было и в тот, первый раз…

Скверные шутки преподносит мне воображение на кладбище. Я вспомнил и свое появление в поселке, и то, как вступил в дом деда, и как рассматривал его старый хлам, как изучал тетрадки, как напугало меня незримое присутствие кого-то рядом со мной. Все это было уже тогда, будто кто-то подавал мне какие-то знаки из потустороннего мира, которые я не мог или не желал понять.

Конечно, все его рецепты были средневековым бредом, но разве сейчас – все мы – не живем в том же Средневековье? И хорошо еще, что вообще не вернулись пока к пещерной жизни… А до этого уже недалеко. Мне вдруг вспомнился один рецепт, на который я тогда обратил внимание и который показался мне самым безумным, вызвав язвительный смех: «Как выйти сухим из воды, не окаменев при этом?»

Что это означает? Каббалистика какая-то… Я повторил про себя: выйти сухим из воды… выйти сухим… и не окаменеть… Не умереть физически? Воплотиться во что-то? Нет ли тут какого-то потайного смысла? Выйти сухим… из озера? Нет, чушь! Мои мысли скакали так быстро, что я не мог ухватить ни одну из них, спокойно проследить до конца. Я вздрогнул, потому что чья-то рука легла мне на плечо. Рядом стоял Марков.