Александр Трапезников - Затерянные в Полынье

– Ну, что там? – спросила Милена.

– Ничего особенного. Должно быть, крыса.

– Надеюсь, она не заберется к нам в постель?

– Не беспокойся, я установлю мышеловку. – Меня немного трясло от возбуждения. Я чувствовал, что нахожусь на грани раскрытия той тайны, которую пытался разгадать с первого дня в поселке. Мне всегда казалось, что в доме живет кто-то еще. И вот, как видно, мои подозрения оправдываются…

Вскоре вернулись Барсуков и Марков. Но я решил не посвящать их в свои планы. Мне хотелось во всем разобраться самому.

– Там такое творится! – встревоженно заговорил Барсуков. – Ермольник и его ребята дерутся с «монковцами», аж перья летят! А где-то возле особняка Намцевича слышна стрельба. Говорят, что вечером охранники выгоняли жителей из домов и заставляли идти к Монку на поклонение… Да не все, видно, согласились. Вот и началось…

– Это только репетиция, – добавил Марков. – Самое главное еще впереди. Советую теперь всем лечь спать, чтобы набраться сил. Они нам еще понадобятся. А тело Николая мы перенесем в церковь утром.

– Как бы его у вас не отбили служители Монка, – сказала Милена. – И не сделали с ним то же самое, что и со Стрельцом.

– Не получится, – успокоил ее Марков.

– Может быть, нам установить ночью дежурство? – предложил я. – На всякий случай?

– Разумно, – согласился Марков. – Но займутся этим только мужчины. Бросим жребий?

– Зачем? Я готов быть первым, – сказал я. Это было мне на руку, а возражений не последовало.

– Сменишь его часа через три, – кивнул Марков Барсукову. – Ну а я заступлю под утро.

Мы разошлись по своим комнатам, и теперь меня стало тревожить другое: стоит ли оставлять Милену одну? Все-таки это было очень опасно, поскольку я не знал – кто убийца, только догадывался. А если я ошибаюсь?

– Чем ты так встревожен? – спросила Милена, внимательно глядя на меня.

– Так… Ложись спать. Я буду дежурить в зале.

Достав из-под кровати один из своих мечей, я уже собрался уйти, как она задала мне еще один вопрос:

– Скажи, ты по-прежнему любишь меня?

– Даже еще больше, – улыбнулся я ей. – А ты не жалеешь, что я зазвал тебя в это гиблое место?

– Нет. Когда-нибудь, через много-много лет, когда мы будем совсем старенькими, мы станем вспоминать об этом времени в Полынье с грустью, печалью, но и с радостью тоже.

– Конечно, родная, – согласился я. – Так всегда и бывает. И мы будем думать, что все случившееся с нами было сном.

– А когда мы проснемся – по-настоящему, – поддержала она мою мысль, – когда мы освободимся от череды сновидений, которые и есть наша жизнь, мы поймем, что все, что с нами было, – лишь прелюдия к счастью. И смерть откроет нам ворота к другой жизни, волнующей и совершенной, где мы встретим всех наших друзей и близких…

– …где нет ни злобы, ни зависти, ни ненависти, ни боли. Только любовь.

– …только любовь, – повторила она. Потом свернулась калачиком на кровати и закрыла глаза. И я, мысленно пожелав ей покоя, ушел в зал. Там я пробыл недолго, минут двадцать. А затем вышел на кухню, где покоилось тело Комочкова, приподнял одеяло, вглядываясь в уже заострившиеся, восковые черты лица друга, прочитал молитву. «Вот этим мечом, – подумал я, коснувшись острия, – тебя и убили… Но твой убийца понесет наказание, где бы ни скрывался».

А я уже знал, где он может прятаться. Открыв люк, я осторожно спустился по лестнице в подвал, подсвечивая себе фонариком. Вот здесь должна быть установлена моя мышеловка для крысы. Почти бесшумно я прокрался в угол подвала, напротив цементных плит. Но из двух меня интересовала всего лишь одна – та, с боков которой отсутствовала пыль. Я уселся на небольшой чурбачок и стал ждать. Я понимал, что, возможно, мне предстоит просидеть тут очень долго. А может быть, и вообще проторчу впустую. Крыса в эту ночь может не появиться… Но я запасся терпением. И во мне жила ненависть, которая не давала мне задремать. Изредка я светил фонариком, проверяя, сколько времени и все ли на месте. Но никаких звуков ниоткуда не доносилось. Прошло два с половиной часа…

И вот – я мгновенно вздрогнул – до меня долетел легкий скрежет. Я напрягся, сжимая рукоять меча и приготовившись включить фонарь. Но глаза мои и так уже привыкли к темноте и различали предметы вокруг. Цементная плита поехала в сторону, из-под нее вырвалась узкая полоска света. Скрежет усилился, образовался лаз, из которого стала подниматься человеческая фигура, державшая свечу. Вот она встала в полный рост, развернувшись ко мне лицом. Я включил фонарь, а острие меча уперлось в горло этого человека.

– Стоять! – произнес я всего одно слово.

У мужчины, которого я держал «на крючке» с помощью своего меча, было одутловатое, землистого цвета лицо, высоко поднятые брови и испуганные глаза. Он так походил на свою мать Зинаиду, что у меня не было нужды гадать, кто стоит передо мной. Беглый убийца был ниже меня ростом, но значительно шире в плечах и массивнее. Если бы нам сейчас пришлось схватиться, то я бы, наверное, не устоял, хотя меч в моей руке давал мне значительное преимущество. Но Григорий и не делал никаких попыток к сопротивлению. Он опустил плечи, как-то обмяк, тревожно всматриваясь в меня, вернее, в слепящий луч фонарика.

– Погодите, не убивайте… – пробормотал он. – Я не сделал вам ничего дурного.

– Медленно повернись и иди к лестнице, – произнес я. Он послушно выполнил мое приказание. – Теперь стой спокойно.

Не спуская с него глаз, я стал спиной подниматься вверх, нащупывая ступеньки.

– Давай, двигай по лестнице ко мне, – сказал я. – И без глупостей.

Я головой выдавил крышку люка и выбрался на кухню. Через минуту вслед за мной здесь же оказался и Григорий.

– Теперь открой дверь и иди вперед, – приказал я, коснувшись острием меча его лопатки. Мне надо было привести его в комнату Маркова. И через некоторое время мы были там.

– Егор! – позвал я. – Включи свет, у нас гость.

– Э? Кто здесь? – услышал я знакомый голос. Загорелась лампочка, и Марков недоуменно уставился на нас, протирая глаза. Увидев в моей руке меч, лезвие которого было направлено в сердце Григория, он быстро обо всем догадался и вскочил на ноги. Тотчас же полез в свою сумку и звякнул наручниками.

– Ну-ка, давай клешни! – сказал он и быстро защелкнул металлические браслеты на запястьях беглого «каторжника». Потом повернулся ко мне: – Где ты поймал этого голубя?

– В подвале. Он там уже давно гнездо свил. Знаешь, кто это?

– Можешь не говорить. И так ясно. Так вот, значит, кто держит в страхе весь поселок? – Марков развернул Григория к себе, вглядываясь, потом толкнул на стул. – Ну, рассказывай про свои подвиги.

– Что вам от меня надо? – затравленно проговорил тот. – Почему вы все меня преследуете? Я никому не причинил никакого зла.