Алексей Калугин - Начало

Камохин вышел из машины последним, аккуратно закрыл дверь и, услыхав, как щелкнул запор, удовлетворенно кивнул.

Осипов подошел к окну библиотеки и попытался заглянуть внутрь.

– Ничего не видно. Темно.

Брейгель взялся за ручку двери и тихонько надавил на нее. Дверь чуть приоткрылась.

– Эй! Есть кто здесь? – фламандец согнутыми пальцами постучал по дверному косяку. – Можно войти?

Ему никто не ответил.

Брейгель посмотрел на Камохина. Тот молча кивнул, расстегнул кобуру на поясе и положил ладонь на рукоятку пистолета.

– Стрелять только в самом крайнем случае, – шепотом произнес Осипов.

– Понятное дело, – так же тихо ответил фламандец.

И тоже расстегнул кобуру.

Медленно, словно ожидая какого-нибудь подвоха, он отвел дверь в строну.

За дверью находился маленький, всего на один шаг, темный тамбур. Вторая дверь была распахнута настежь. За ней располагалась комната библиотекаря. У самой двери небольшая печка. В дальнем углу – двухтумбовый письменный стол и старомодный шкаф с застекленными дверцами. Справа, у стены с двумя окнами – несколько стульев и этажерка с газетами и журналами. Слева – дверь в библиотечный зал. Под потолком – люстра с широким пластиковым плафоном ярко-красного цвета.

Так все должно было выглядеть в идеале.

На самом же деле стол был опрокинут. Дверцы шкафа распахнуты, а его содержимое: учетные карточки, тетради, журналы и прочие канцелярские принадлежности, – вывалено на пол. Стулья разломаны, как будто ими колотили по полу или об стены. Журналы и газеты изорваны в клочья, которые покрывали весь этот разгром, словно хлопья странного серого снега. Целым остался только красный абажур и горшок с геранью на окне. Сами окна, как ни странно, тоже не пострадали. Хотя, казалось бы, тот, кто безумствовал в комнате, непременно должен бы был их высадить.

Брейгель заглянул в библиотечный зал. Там царил такой же разгром. Как будто кто-то методично брал с полок книги, одну за другой, и раздирал их на страницы.

Других помещений в библиотеке не было.

– Это похоже на буйство сумасшедшего, – заметил Орсон.

– Хорошо еще, что крови нет, – нашел все же положительный момент Брейгель.

– А говорят, что если людей оставить без телевидения и интернета, то они снова начнут книги читать, – сказал Осипов.

– Вранье. – Камохин, наклонившись, взялся за крышку стола и поставил его на ножки. – Это все равно, что злостного курильщика лишить сигарет. Он, сдуру, головой о стенку биться начнет.

– Что мы здесь и наблюдаем, – кивнул Орсон. – Проявление активного, антисоциального протеста.

– Не думаю, что это связано с тем, что отключилось телевидение, – с сомнением покачал головой Осипов.

– Скорее всего, сработала совокупность нескольких факторов. Но главным, я полагаю, стала изоляция от остального мира.

– Да, они тут привыкли жить в изоляции!

– Я имею в виду принудительную изоляцию. Когда люди знают, что даже если и захотят, то не смогут покинуть отведенную им территорию.

– Активная, пассивная, – Брейгель пожал плечами. – Книги-то зачем рвать? – он наклонился и поднял с пола переплет. – Вот – Добрынин. Хороший ведь поэт!

– Вандал, изорвавший книги, действовал, скорее всего, безотчетно…

– Черт с ним, с вандалом, Док, – перебил Камохин. – Скажи лучше, нам можно маски снять?

Орсон посмотрел на полевой газовый анализатор, что держал в руках.

– В воздухе никаких посторонних примесей. На счет эпидемического состояния я пока ничего сказать не могу.

– А когда сможешь?

– Когда у меня будет материал для исследований.

– Какой именно?

– Да какой угодно. Лучше всего – тела умерших.

– Это английский юмор? – указал на него пальцем Брейгель.

– Можно и так сказать, – безразлично пожал плечами Орсон.

– Ладно, будем считать, что у нас тут штаб. – Камохин хлопнул ладонью по столу. – Что дальше?

– Пойдем искать местных? – предложил Брейгель.

– Живых или мертвых, – добавил Орсон.

– Док, откуда вдруг у тебя появилась склонность к черному юмору?

– Она всегда у меня была. Только раньше я ее скрывал.

– Должно быть, из-за нее тебя и не любили в Центре?

– И из-за нее тоже, – не стал отпираться Орсон. – Хотя, я считаю, что человек, не понимающий юмора…

– А ну, хорош трепаться, юмористы.

Все разом обернулись на голос.

В дверях стоял мужик лет сорока, в грязно-коричневой болоньевой куртке нараспашку. Высокий, худой и небритый. С охотничьей двустволкой в руках. Которая могла и заряженной оказаться.

– Так, мужик, а ну-ка, опусти ружье!

– Стой! – Худой направил стволы на двинувшегося было в его сторону Камохина. – У меня в обоих стволах картечь! Всех, к лешему, посеку!

Голос у него был странный. Надсаженный, хриплый, как будто он долго орал на морозе, а после выпил ковш ледяного кваса. Но при этом абсолютно невыразительный, лишенный какой-либо эмоциональной окраски. Как у пономаря. А еще – глаза… Глаза у мужика все в красных прожилках, со сжатыми, будто дырки от булавок, зрачками. И смотрел он так, будто ничего перед собой не видел. Или, наоборот, видел что-то такое, что никому более увидеть не дано. Все это наводило на очень нехорошую мысль – случись что, мужик, ни секунды не колеблясь, разрядит свое ружье; он не видел повода для колебаний.

– Вы какого хрена тут околачиваетесь? – прохрипел худой.

– Мы тут по делу! – с вызовом ответил Камохин. – А вот ты…

– Игорь! – осторожно, чтобы не спровоцировать человека с ружьем, совсем чуть-чуть приподнял руку Осипов. – Позволь, я буду говорить!

– А ты, чего ж, у них главный, выходит? – тут же перевел стволы на него худой.

– Выходит, что так, – спокойно ответил Осипов.

И умолк. Чтобы дать время мужику успокоиться.

– Чего молчишь? – махнул стволами небритый.

– Опусти ружье, и мы спокойно обо всем поговорим, – предложил Осипов.

– Хрен тебе! – и не подумал идти на компромисс худой. – Думаешь, я дурак?

– Если бы думал, то не предлагал бы поговорить.

– Почему?

– О чем говорить с дураком-то?

Мужик поджал губы, насупил брови, немного подумал и согласно кивнул.

– А ведь верно.

– Ну, так что?

– Что?

– Будем говорить?

– Об чем?

Теперь пришла очередь Осипову задуматься. На заданный вопрос нужно было дать такой же короткий и ясный ответ. Если говорить долго и путано, мужик снова начнет нервничать и размахивать ружьем.

– Ты местный? – спросил Осипов, не придумав ничего лучшего.

– Я-то местный, ясный пень. А вот вы кто такие?

– Мы – из города. По делу к вам.

– Не ври! Вокруг деревни кордон! Никого не пущают! Ни туда, ни обратно!

– У нас пропуск есть.

– Не ври!

– Хочешь, покажу?