Вадим Панов - Все оттенки черного

«Корсет? Гм, сексуально, но не сегодня. Сегодня я буду тигрицей, голодной тигрицей, а не томной дамой. Белое? Слишком нежно. Хотя вот это, прозрачное».

Вера сняла с вешалки комплект, но даже не стала разглядывать его.

Конечно же! Как могла она забыть?

Красный гарнитур, который она приготовила к своему дню рождения. Правда, до него еще месяц, но… Вера тряхнула головой: сейчас это важнее, а к следующему празднику она придумает что-нибудь другое.

Кружева бюстгальтера мягко обняли грудь, тончайшие трусики подчеркнули бедра и талию, легчайший пеньюар сверху…

«Я настоящая королева!»

В дверь постучали.

– Вера Сергеевна, вы позволите?

– Конечно, входите.

Экономка приоткрыла дверь.

– Дети ложатся спать. Ужин будет накрыт в каминном зале через четверть часа. Убрать спальню?

– Конечно. Я побуду здесь.

Вера снова потянулась перед зеркалом, и величественное лицо Ольги Петровны смягчилось.

– Вы замечательно выглядите, Вера Сергеевна.

«Я знаю».

– Спасибо, Ольга Петровна.

Вера разглядывала свое тело, практически не скрытое прозрачным бельем.

«Коту понравится. Он оценит».

Черный «Харлей», сумасшедшим метеором пролетевший по пустынному Ленинградскому проспекту, резко вильнул и остановился у массивного здания сталинской постройки, возвышающегося прямо напротив развязки Волоколамского и Ленинградского шоссе.

Цитадель. Сердце темной и безжалостной Нави.

Седок, высокий мужчина в короткой кожаной куртке, с длинными, до плеч, белыми волосами, выключил двигатель, но остался в седле, задумчиво подняв голову к идущей на убыль Луне.

На его спине слабо поблескивал серебристый дикобраз – герб клана Гангрел, а левое плечо украшала еще одна вышивка – лунная корона. Мужчина прищурил светлые глаза с пронзительно-красными зрачками и провел рукой по голове.

«Что им от меня понадобилось?»

У него было приятное, мужественное лицо, но слишком бледное даже в лунном свете. Неестественно бледное, вызывающее мысль о холоде, пробирающем его обладателя до костей. Мысль правильную, ибо температура тела вампиров редко поднималась выше пятнадцати градусов. Физиология. Правда, вопреки уверениям продвинутых челов, сердца у них бьются. Медленно, не спеша, но бьются.

Мужчина наконец решился. Он слез с мотоцикла, подошел к воротам и нажал на кнопку интеркома:

– Передайте Сантьяге, что прибыл епископ Лазарь Гангрел.

Кабинет комиссара Темного Двора был буднично изыскан. Прекрасная мебель, толстый ворс ковра, приглушенный свет – хозяин знал, что масаны не выносят яркого освещения, – в углу мерцает монитор, за которым склонился Сантьяга. Как обычно, в дорогом костюме.

– Лазарь, рад вас видеть! – Он даже не привстал. – Вы не будете любезны подождать буквально пару минут, я должен закончить.

– Конечно. – Гангрел подошел к картинам.

С тех пор как он был в кабинете Сантьяги последний раз, они поменялись. Три полотна: цунами, вулкан, айсберг. Лазарь прищурился: за ледяной выступ белого массива отчаянно цеплялась фигурка чела. Бессмысленно гибнущая пища .

«Тоже мне, любитель искусства. – Склонность комиссара Темного Двора к живописи была чужда Гангрелу. – Украсил стены какой-то мазней…»

– Позвольте с вами не согласиться – работы превосходны.

Лазарь вздрогнул и посмотрел в непроницаемо черные глаза подошедшего нава. Сантьяга не обладал телепатией, но превосходно читал выражения лиц и не упускал случая подколоть вампиров, отвечая на невысказанные ими фразы.

– Вина?

Красное бордо, слабая пародия на кровь. Судя по бутылке, один из лучших урожаев девятнадцатого века, погреба Сантьяги славились великолепным выбором.

– Нет, спасибо.

– Зря. – Нав тоже не притронулся к вину, глубоко запавшие глаза обежали вампира. – Вы недавно высушили кого-то, Лазарь.

Он очень хорошо чувствовал такие нюансы.

– У меня был контракт, – пожал плечами Гангрел. – Вы можете проверить.

– Уже проверил, – улыбнулся нав, помолчал. – У нас проблемы, епископ.

«Епископ! Слишком официально для Сантьяги».

Лазарь напрягся. Он был не в состоянии использовать Прорицание – магия крови не действовала на навов, а читать по лицу было бесполезно: Сантьяга, когда хотел, мог быть очень бесстрастным.

«Он злится? Он недоволен?»

Сумрачные навы были единственными обитателями Тайного Города, перед которыми вампиры по-настоящему трепетали. Сильные, жестокие, мало того что они не поддавались магии крови, так еще и не были пригодны как пища . То, что текло по жилам основателей Темного Двора, было настоящей отравой, и даже сам вид этой густой, похожей на битум субстанции вызывал у Гангрела отвращение. Именно поэтому семью Масан передали в ведение Нави.

– Кто-то высушил чела, епископ. – Комиссар выдержал паузу, давая возможность вампиру понервничать. – Нарушена четвертая Догма Покорности.

«Ты не будешь охотиться в Тайном Городе, без санкции Темного Двора».

– Серьезное преступление, – хрипло произнес вампир.

– Рад, что наши мнения совпадают, епископ. – Сантьяга заложил руки в карманы брюк и прошелся по кабинету. – К счастью, Великие Дома не знают о произошедшем, и у нас есть возможность разобраться с ситуацией своими силами.

Семье Масан не доверяют. Слишком сильна бывает Жажда, слишком близко Безумие. Лазарь помнил далекие времена Хаоса, когда сорвавшиеся с цепи кланы вампиров наводили ужас на челов. Когда целые стада паникующей пищи срывались с насиженных мест, преследуемые опьяненными кровью масанами. Последовавшая за этими событиями Инквизиция поставила под удар все Великие Дома, и Темный Двор впал в ярость, гораздо более страшную, чем даже Кровавая Ярость Бруджа. Каратели темных, гарки, нечувствительные к магии крови, смерчем прокатились по земле, беспощадно истребляя потерявших голову вампиров. Лазарь помнил переполненные подземелья, в которых корчились от Жажды, постепенно впадая в оцепенение, сотни масанов. Эти подвалы гарки называли «кладовыми братской любви», потому что обезумевшие от Жажды вампиры высушивали друг друга в отчаянной и бесполезной попытке продлить свое существование. Помнил Лазарь и то, как гарки выставляли обессиленных пленников с сердцами, пробитыми деревянными кольями, на поля, прямо перед восходом убийственного солнца. Это называлось «искупать в лучах славы». Война разделила семью Масан на две враждующие секты: Камарилла, в которую вошли те, кто подчинился жестокой воле, принял Догмы Покорности и переселился в Тайный Город, под бдительное око Темного Двора, и Саббат, созданная остатками мятежников, рассеянных по всему миру. Вражда медленно тлела, прерываемая периодическими десантами гарок и масанов Камарилла в наиболее горячие эпицентры безумия Саббат. Это называлось «походами очищения», и Лазарь принимал участие почти во всех операциях – к этому обязывал титул епископа клана Гангрел.