Роман Глушков - Турнир

– Да, чего-то подобного я и ожидал, – ответил Кирсанов, разочарованно покачав головой. – Не то чтобы я сильно надеялся на «сыворотку правды», но попробовать все равно стоило… Хотя врешь ты тоже очень странно. Мог ведь просто сказать, что ты какой-нибудь Джон Смит, который понятия не имеет, что здесь происходит. Однако признаться, что ты – Грязный Ирод – это, конечно, смело! Особенно принимая во внимание факт, что полковник Грязнов полгода как мертв, о чем вы – всезнающие «серые» – наверняка в курсе… Хм, даже не знаю, как на твое заявление и реагировать… – И, обернувшись, крикнул по-английски: – Святой отец, будьте добры, подойдите к нам, пожалуйста!

Напустив на себя вид смиренного божьего служителя, Мастер Игры приблизился к Кирсанову. И, встав рядом с ним, полюбопытствовал:

– Что вам угодно, сын мой? Что-нибудь не так?

– Объясните мне еще раз, святой отец, почему вы были уверены в том, что вам удастся заманить «серого» в ловушку? – попросил Кирилл Константинович. – Так уверены, что даже поклялись мне в этом самим Богом… Только давайте без этих ваших откровений свыше и прочей мистики. Раз уж я и вы заключили деловое соглашение, я требую, чтобы вы были честны со мной до конца. А иначе я ведь могу усомниться в том, что вы свели меня с нужным субъектом, и расторгнуть наш договор.

– Да как вы можете в этом усомниться?! – удивился пастырь. – Разве вы не видели, на что способен этот человек… или кто он там есть на самом деле?

– Видел, – подтвердил Кирсанов. – Надо признать, его побег с горящего эшафота от разъяренной толпы был одним из самых невероятных зрелищ, которые я наблюдал в своей жизни. Что ни говори, вы устроили нам прекрасное шоу, позволив «серому» продемонстрировать свои выдающиеся способности. Но вот в чем загвоздка: не так давно он встречался с моими людьми и просил называть его Измаилом. И он не отпирался, что принадлежит к «серым». Теперь же он категорически отрицает и первое, и, что еще удивительнее, второе.

– А вы не допускаете, сын мой, что все эти странные неуязвимые существа просто похожи друг на друга, как две капли воды? – резонно предположил священник.

– Такое тоже не исключено, – снова был вынужден признать глава ЦИКа. – Но вы не ответили на мой вопрос. Насчет того, что все мои агенты сбиваются с ног, пытаясь установить контакт с «серыми», а вы – скромный служитель церкви – даете мне гарантию, что знаете, где и когда объявится один из них. И, самое главное, держите свое слово! Как такое возможно, если только сами «серые» не подыграли вам в этом?

– Или же «серым» является тот, кто все это затеял! – не преминул напомнить я.

– Вы имеете в виду себя? – состроив невинное лицо, осведомился у меня Мастер Игры. – Ведь не я учинил здесь массовое безумие, а вы. И в том, что после четырехмесячной охоты на вашу милость мы вас все-таки схватили, есть не только божья справедливость! Это еще и результат ежедневной кропотливой и самоотверженной работы сотен моих собратьев по вере! Тех, которые изучили ваши повадки и вычислили маршруты вашего перемещения!

Нет, ну вы поглядите, каков наглец!.. Вообще-то моя профессиональная выдержка подавляет во мне вспыльчивость, мстительность и прочие вредные в моей работе эмоции. Но для этого «серого» я бы сделал исключение. И с удовольствием расквасил бы ему сейчас морду, если бы не удерживающая меня клетка.

– А позвольте вас спросить, святой отец, почему вы видите нас нормальными людьми, а не вампирами и оборотнями? – задал я мнимому пастырю каверзный вопрос, который наверняка интересовал и Кирсанова. Хотя, возможно, Кирилл Константинович уже знал на него ответ, ведь они с церковником из Паркдейла общались не впервые.

– Потому что не все в наших краях подвержены наведенному вами безумию, – и глазом не моргнув, оправдался этот пройдоха. – Таких, как я, очень мало, но мы все же есть. И мы стараемся во что бы то ни стало остановить хаос, найдя его причину и искоренив ее. Что я и делаю, сдавая вас Центру Изучения Катастроф.

– А как же те люди, которых вы и ваша паства распяли живьем в Паркдейле? – не унимался я. – Как вы могли допустить это, зная, что на самом деле распинаете не чудовищ, а ни в чем не повинных людей!

– В любой войне не обойтись без невинно убиенных, – виновато потупился пастырь. – Включая и тех, кого убивают не случайно, а намеренно. В качестве неизбежных жертв, во имя грядущего торжества справедливости. Если бы я не совершил сей грех, а начал убеждать паству, что чудовища, которые она видит, на самом деле не существуют, кто бы мне поверил? Хуже того, меня самого распяли бы вместе с ними! И как бы я, распятый и мертвый, продолжал тогда бороться за правду? Чем бы я помог искренне заблуждающимся людям? Как избавил бы их от дьявольского наваждения? Как, скажите на милость?..

– Ну хорошо, святой отец, – перебил его Кирсанов, – вашу правду мы выяснили. А теперь, если не возражаете, мне хотелось бы выслушать другую правду. Ту, которую поведает мне господин «серый». Даже по тем крохам информации, которые я успел от него услышать, можно сделать вывод, что он готов рассказать мне просто сногсшибательную историю…

Еще бы я не был к этому готов! Основательно подогретый «сывороткой правды», я был просто в ударе, выдавая Кирсанову подробности нашей игры с «серыми». Начал я с организованного ими моего бегства из воркутинской колонии. Затем поведал о наших ближневосточных похождениях, не забыв упомянуть о Кальтере и его дочурке, с которыми мы боролись в Дубае за пакали. Далее настала очередь расписывать в деталях нашу битву в Скважинске. Она могла бы завершиться не в нашу пользу, если бы «серые» не назначили нам переигровку. А мы, в свою очередь, не объединились бы с Кальтером, который, к своему несчастью, не дожил до победы буквально считаные секунды. Ну и напоследок нельзя было не рассказать о наших орегонских играх в пакальный покер. Итогом которого и стало мое перемещение в тело, опознанное Кирсановым как тело некоего Измаила.

Также Кирилл Константинович узнал о нашей охоте на квестеров Тараса, Володю и Фритьофа и последующей сделке с ними. История, которую они рассказали боссу по возвращении в ЦИК, и моя версия этих же событий совпали во всем, кроме одного: квестеры не знали наших настоящих имен и целей. Скрыть то и другое от Кирсанова я уже не мог. Правда лилась из меня, словно песня из щебечущего на заре соловья, и остановить ее можно было, разве что пустив мне пулю в лоб.

Короче говоря, напичканный психотропной химией, я выдал главе ЦИКа все, что только знал об игре, в которой принимал участие. Ощущал ли я – бывший оперативник Ведомства, – при этом стыд и унижение? В какой-то мере, безусловно, ощущал – все-таки выбалтывание противнику стратегической информации не делало мне чести. Но к настоящему моменту наша война с меняющимися в ритме калейдоскопа врагами, а также с бывшим судьей игры, была уже не войной, а натуральным фарсом. А в фарсе не имеет значения, кто герой, а кто предатель. Оба они могли в любую минуту поменяться местами на потеху зрителям. Что, собственно говоря, и произошло, когда «серый» выдал меня Кирсанову вместо себя, да еще собирался получить за это награду.