Сергей Демишев - Диверсанты Хроноса

— Когда я смогу поговорить с доном Кало о своем деле?

— Не спеши, — ответил Америго, открывая массивную резную дверь в гостевую комнату. — Сначала баня с дороги, потом обед, а потом отец сам позовет тебя. Должен же он тебя поблагодарить за помощь. Думаю, это произойдет не раньше вечера. А пока отдыхай.

Он вышел, и я оказался в со вкусом обставленной комнате с широкой кроватью и резной деревянной мебелью.

Время до вечера пролетело быстро. Баня оказалась настоящей римской термой в миниатюре, и Америго знал в ней толк. Горячие камни, разбавленное ключевой водой отличное вино и руки местного массажиста сделали из меня нового человека. Усталость как рукой сняло. Весь натертый маслами и завернутый в махровую простыню я наслаждался покоем.

Обед принесли прямо в маленький садик в банном дворике. Так что к вечеру я был готов к важному разговору на столько, на сколь это в принципе было возможно.

Дон Кало сидел за большим письменным столом, когда я, приглашенный Америго, зашел в его кабинет. Америго тут же исчез, закрыв за собой двери, а дон Кало поднялся мне на встречу.

— Лейтенант Джо, вы позволите мне называть вас именно этим именем или предпочтете другое?

Я, молча, кивнул, глядя на босса мафии.

— Лейтенант, — дон остановился рядом и взглянул мне в глаза, — вы оказали большую услугу моей семье и теперь семья Кало в долгу перед вами.

Он помолчал несколько мгновений, как бы собираясь с мыслями.

— Люка сказал мне, что у вас есть проблема, в решении которой он от имени семьи обещал помощь.

— Мне нужно найти человека, предположительно на территории Германии, но возможно и всей Европы.

Дон Кало подошел к столу и отпил из стоящей на нем чашки уже остывший кофе. Затем он жестом пригласил меня сесть в кресло напротив и сел сам.

— А как же ваша могучая организация? Барбара рассказала мне, что вы представляете одну из западных разведок.

Я вздохнул. Развивать дальше свое вынужденное вранье не хотелось.

— Я не уполномочен обсуждать этот вопрос. Поиск этого человека, моя личная инициатива, и организация ни при чем.

Хозяин дома поставил на стол опустевшую чашку.

— За последние несколько дней позиции нашей семьи в стране сильно ослабли. Соответственно уменьшились наши возможности. Те, кто раньше, безусловно, были с нами, теперь выжидают, чем все закончится. Ждут, кто кого одолеет, мы или Бернарди.

Он вновь замолчал и, сплетя пальцы перед собой, оперся на полированную крышку стола. Я продолжал молчать, уже примерно понимая, что сейчас последует.

— У меня к вам предложение, лейтенант — начал дон Кало. — даже скорее просьба. Помогите нам справиться с братьями Бернарди, и я смогу поднять все мои связи. Все ресурсы семьи Кало, и людские и финансовые, будут в вашем распоряжении.

Он снова замолчал, глядя на меня из-под полуопущенных век почти черными в полумраке комнаты глазами.

— Люка рассказал мне о вас. Вы не обычный человек. Вы один стоите всех моих солдат.

— Не надо считать меня сверхчеловеком. Я такой же смертный, как и все люди, — возразил я скорее для формы, хотя сам уже принял решение. Если для того, что бы спасти друзей и вернуться в свой мир необходимо, что бы окочурились несколько местных бандюганов, то я рыдать не стану.

— Что нужно сделать, для… восстановления ситуации?

Меньше чем через неделю я, вместе с Люка и Америго, лежали на покрытой лесом горе, возвышавшейся над морским побережьем в пригороде Палермо.

Вид с горы открывался потрясающий. Море, горы, леса. Но особенно хорошо в семикратный оптический прицел просматривался обширный внутренний двор шикарной двухэтажной виллы с мраморным бассейном и античными скульптурами.

Прицел был хороший, немецкой работы. Хотя винтовка, которую я держал в руках, была русского производства. Винтовка Мосина образца более чем полувековой давности.

В арсенале семьи Кало были модели разных стран и значительно более современные экземпляры, но вот понравилась мне именно эта винтовка и все тут. С ручным заряжанием, с неудобным снаряжением маленького магазина на пять патронов, с никуда не годным оптическим прицелом, который пришлось заменить. Но было в ней что-то такое, что заставило меня сразу поверить ей.

Специально вызванный мастер два дня подгонял и выверял новый цейсовский прицел и полировал затвор. Он даже изготовил несколько изогнутых обойм, позволявших снаряжать пятизарядный магазин винтовки сверху. Стандартные прямые обоймы не годились из-за установленного оптического прицела, который мешал их установке в казенник винтовки. Но я, попробовав данное новшество, решил, что надежнее будет набивать магазин вручную, чем в экстремальной ситуации перекосить патрон в изначально кривой обойме.

Когда он, наконец, объявил, что все готово, я отправился с братьями в долину для пристрелки оружия.

Братья вместе с несколькими крепкими и вооруженными парнями с помощью пятидесятиметровой веревки намеряли мне два километра дистанции и на каждых ста метрах, начиная с пятисот, установили на вбитые в землю колья арбузы, величиной с голову.

Я вздохнул, успокаивая дыхание, и прижал приклад к плечу. В перекрестии прицела возник ближайший арбуз. Сразу же возникло свербящее ощущение, что пуля пройдет левее и ниже центра цели.

Не отнимая глаза от окуляра, правой рукой пощелкал маховичками вертикальной и горизонтальной поправок на прицеле. Винтовка благодарно замерла в моих руках.

Я мягко потянул спуск, и, несмотря на чувствительную отдачу, успел увидеть, как попавшая точно в центр арбуза пуля разнесла его на куски.

Следующие несколько мишеней я поразил, вводя соответствующие поправки только смещением прицельной сетки относительно цели. Винтовка работала как часы. И только на дистанции в тысячу четыреста метров, мы с ней почувствовали некоторую неуверенность.

Я понял, что собственное рассеивание этих патронов на такой дистанции уже не обеспечивает гарантии попадания.

Но мы постарались.

Я щупал линию прицеливания своим внутренним ощущением, мысленно проводя по ней еще не выпущенную, но уже ждущую выстрела пулю, а винтовка подтверждала верный прицел почти радостным замиранием.

Промахнулись мы на тысяче восьмистах метрах. Пуля лишь обожгла касанием полосатую кожуру. И хотя вторым выстрелом мы разнесли арбуз в клочья, я понял, что это предел возможностей нашего симбиоза.

Прибыли мы в Палермо втроем, как и положено, инкогнито. Америго и Люка даже потратились на качественный грим, и теперь младший из братьев щеголял клееными усами и испанской бородкой, а старший седой шевелюрой с бакенбардами и очками в массивной золоченой оправе.

Меня решили особо не маскировать. Все равно из тех, кто видел меня в Палермо в лицо, в живых почти никого не осталось.